РАЗГОВОР В ПЯТИ ГЛАВАХ
Беседовала Анна Гиваргизян, главный редактор журнала «Жам». 16 января 2019 г.
Пролог
Теперь спросите меня: в чем счастье на земле?
В познании. В искусстве и в работе, в постигновении его. Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу — талант!
Выше этого счастья нет.
А успех?
Бренность.
К. Станиславский. Из письма Н.В. Нестеровой. 20 января 1933 г.
Глава первая. Книги
— Чем вы занимались до нашего разговора?
— Приехала начальник одного из подразделений министерства обороны, наша выпускница истфака 1987-го года, сейчас она уже ответственный работник аппарата министерства. Мы обсуждали возможности взаимодействия между университетом и Службой Министерства обороны в плане поддержки Юнармейского движения. Приятно очень, что у наших выпускников есть тяга вернуться в университет, несмотря на все прошедшие годы, любить его, это здание, библиотеку. У меня, кстати, есть фотография, где я тут в библиотеке, на заднем плане сижу, готовлюсь к занятиям, пишу сосредоточенно. Рядом сидят девчонки, мои однокурсницы. Такое ощущение, что пишу любовное послание. Тогда библиотека была всегда многолюдна. Я поступил в 1978-ом и закончил в 1983-ом, в 1883-84 уже был преподавателем.
— Так как мы встретились в библиотеке, может, поговорим о ваших книгах? «Война: Революция. Кооперация» — это ваша первая книга?
— Она — фактически основа моей докторской диссертации, которая была посвящена кооперативному движению Центральной России в период 1907-1918 гг., годы реформ Столыпина, Первой мировой войны и революции. Кооперацией я занялся еще, будучи студентом, у меня дипломная работа была посвящена рабочей кооперации в восстановительный период НЭПа, с 1921 по 25-ые годы. Потом я написал кандидатскую — тоже по истории рабочей кооперации, только в период революции. Потом уже непосредственно по всему кооперативному движению: здесь и по сельскохозяйственной, и по кредитной кооперации, и по разным формам производственной кооперации. И самое главное, что тогда было сделано, на мой взгляд, впервые в историографии — более или менее полно освещена политическая деятельность кооператоров — и в годы Первой мировой войны, и в последующие годы революции.
Мало кто знает, что кооператоры сыграли очень видную роль в подготовке февральского переворота и здесь в Москве, и в центре, и на местах. Это была очень мощная структура — горизонтально-сетевая. И были кадры, был идеологический, приготовленный аппарат, и были возможности прессы, печатные издания — более 100 печатных изданий, причем на разных уровнях — и в уездах, и в губерниях, на всероссийском уровне. Как правило, все это были люди, которые ориентировались или на социалистическую идею, или на либеральную: кадеты, меньшевики, эсеры, отчасти большевики и анархисты. Все они, так или иначе, были настроены против традиционной Российской государственности, то есть против царя. Некоторые из них, особенно верхушка кооперативная, была видна через масонские связи, и это тоже очень интересный аспект, на который я один из первых обратил внимание.
— Потом из этой книжки появилась вторая книжка, посвященная Князю Шаховскому?
— Да, и она уже выпущена в серии «Жизнь замечательных людей» с моей ученицей Ириной Кузьминой (Литвиновой), она как бы завершала историю изучения князя Дмитрия Ивановича Шаховского, который был одним из основателей кадетской партии, видным кооператором. Его общество потребителей «Кооперация», которое было им создано в 16-ом году в Москве, было самым крупным общегражданским, всесословным, потребительским кооперативом. Он сам был внучатым племянником Петра Яковлевича Чаадаева, вообще личность уникальная, его дед Федор Петрович Шаховской был декабристом.
Моя супруга кандидатскую диссертацию написала по его деду, она также заканчивала наш истфак, вечернее отделение, я даже одно время вел у нее занятие, тогда мы не были еще мужем и женой. После университета она пошла в аспирантуру, поступила в Институт Российской истории, тогда Институт истории СССР, и ей предложили тему, связанную с Шаховским, у нее тоже есть книга, посвященная Федору Петровичу Шаховскому. Когда я уже завершил докторскую, защитил, решил расширить это семейное дело: она написала о деде, а я — о внуке. Работа над этой книгой очень многое мне дала.
У князя Дмитрия Ивановича были две дочери, они учились здесь у нас — на Московских высших женских курсах. Одна из них — Анна Дмитриевна Шаховская — была личным секретарем Владимира Ивановича Вернадского. У нее на руках умер великий наш мыслитель и первый избранный директор Московских высших женских курсов. Это было 6 января 1945 года. Тогда были живы внуки Дмитрия Ивановича Шаховского, я общался с ними и с правнуками. Само это общение меня тоже подвело на такие интересные мысли, связанные с изучением либерального движения. Что внутри нас заставляет выбирать ту или иную дорогу, или тему? Младшая дочь — Наталья Дмитриевна — с золотой медалью закончила Московские высшие женские курсы, была замечательной женщиной, писала для детей, вышла замуж за Михаила Владимировича Шика. Это был друг детей Вернадских, Георгия и Натальи.
И это была такая община или, как ее называли, — второе Братство людей, которые шли к православной вере. К сожалению, ни Дмитрий Иванович Шаховской, ни Владимир Иванович Вернадский не были воцерковленными людьми. Шаховской признавал себя христианином, а Вернадский к христианской конфессии себя не относил и был человеком, который создал идеи ноосферы, биосферы. И вообще он был ближе по своему религиозному типу к буддизму. Это мне уже говорили его близкие люди.
Что касается Наталии Дмитриевны, она умерла в 1942 году, была в оккупации под Малоярославцем, оставила интересные записки. Ее дети описывали тот дом в Малоярославце, который сохранился.
Так получилось, что в этом небольшом, но очень замечательном русском городке Калужской Губернии в одно время жила семья Тарковских. Когда в 2006 году я в первый раз ушел из ректората, имея определенное время, стал активно интересоваться творчеством Андрея Тарковского — нашего великого, гениального режиссера, мыслителя, его кинофильмы и мироощущение всегда были мне очень близки. Я подготовил несколько работ, но они не вылились в крупную работу. Была идея написать монографию, тоже книгу в серии «ЖЗЛ» о Тарковском. Такая книга вышла, но не я автор. Увлечение кинематографом — и советским, и, прежде всего, творчеством Тарковского, осталось. В прошлом году я предложил нашим студентам и преподавателям в виде кинолектория — «Понимание с любовью». Туда вошла одна из киноколлекций, посвященных творчеству Андрея Тарковского. Это все цепляло — одно к другому, потому что — где, казалось бы, князь Шаховской, а где Тарковский?
Так или иначе, в каких-то высших сферах, для меня, в моем пространстве, это все встречается.
Потом уже после второго моего ухода — сначала возвращения в 2013 году в ректорат, а потом через год ухода уже при ректоре Семенове — я посчитал, что от либерализма меня больше тяготеет традиционализм или консерватизм. Но консерватизм имеет такую коннотацию несколько негативную, поэтому лучше говорить о русском традиционализме. Самый яркий его представитель 19 века — Михаил Никифорович Катков, которому в прошлом году исполнилось 200 лет. Обладая некоторым свободным временем — с 2014 по 2016 годы, до моего очередного возвращения в ректорат, я написал сначала пять глав, потом, уже будучи здесь, завершил эту работу. Я планировал, что это будет большая книга, которая будет охватывать весь период жизни и творчества Михаила Никифоровича — от его рождения в 1818 году до его кончины в 1887 году, но пока меня хватило только довести это повествование до 1855-56 годов.
Книжка вышла в 2018 году в издательстве нашего университета — за что я благодарен и признателен всем тем, кто имел отношение к изданию, она — очень изящная, вкладка — цветная.
— Но как связать, например, Каткова и Шаховского?
— Связаны они даже в пространстве, географии, метафизике Москвы очень тесно, потому что князь Шаховской жил от нас неподалеку, на Зубовском бульваре, дом 15. Этот дом, слава Богу, сохранился, у меня даже есть фотографии, которые я сам снимал. Это лестница, на котором Дмитрия Ивановича в 1938 году уже НКВД забирала, это его крестный путь на Бутовский полигон, где его внук, выдающийся скульптор и архитектор Дмитрий Михайлович Шаховской поставил затем поклонный крест. Он поставил крест в честь и своего отца Михаила Владимировича Шика, и в честь деда — Дмитрия Ивановича Шаховского. Он еще и участвовал в создании памятника Мандельштама и в других проектах.
Один из сыновей князя Ивана Федоровича Шаховского, Сергей Иванович, был другом и соседом Антона Павловича Чехова. Имение Васькино находится в трех верстах, пяти километрах от этого замечательного Мелиховского дома Чехова. Они вместе в серпуховском земстве работали.
Я все места, усадьбы Шаховских объездил — и в Ярославской губернии, и в Московской губернии. Это были крупные землевладельцы, хотя они не были богатыми людьми. Отец Дмитрия Ивановича Шаховского был одним из любимых генерал-адъютантов государя Александра III, генералом кавалерии, служил в Варшавском военном округе, был начальником штаба в Киевском военном округе. Казалось бы, он — сын декабриста, а верой и правдой служил царю-батюшке, а его сын, напротив, боролся с режимом. Тоже остались эти письма, где отец наставляет сына, который активно занимался общественной деятельностью и почти был революционером. Кстати, Дмитрия Ивановича, когда он был студентом первого курса Московского Императорского университета, на целую ночь вместе с другими студентами посадили в Бутырскую тюрьму. Потом он вспоминал, какие песни пели в Бутырской тюрьме. С Бутырской тюрьмой связана и биография Михаила Никифоровича Каткова, правда, уже в другое время: он там воспитывался, там служила кастеляншей его мама. Маленький Миша Катков мог видеть изнанку русской жизни, с одной стороны за՛мок, который построили русские архитекторы, с другой стороны — замо՛к в смысле тюрьмы.
— Где находится могила Шаховского?
— Неизвестно, где могила Шаховского, то ли его расстреляли в Бутово, то ли в Коммунарке, скорее всего, его все-таки расстреляли в Бутово. Утрачена могила и Михаила Никифоровича Каткова, его захоронение в семейной фамильной усыпальнице было на кладбище Алексеевского женского монастыря в Красном селе, но большевики в 20-ые годы вскрыли этот склеп, надругались над могилой, телами, усопшими людьми, закатали в асфальт кладбище. Только сегодня стараниями многих подвижников память о Каткове, князе Шаховском, возвращается в наше историческое сознание. Это то, что касается этих книг.
— А «Личность, время образование» — сборник ваших статьей?
— Это моя публицистика. Здесь есть статья о Тарковском. Сборник состоит из трех частей. Во-первых, разное время, можно проследить мое отношение к разного рода реформам. Первая часть — «Образование – образ будущего», здесь я вступаю в полемику с некоторыми нашими реформаторами от образования, которые видят цель и смысл образования в том, чтобы лично успешность проявить. Дальше — вопросы, связанные с российской модернизацией, социокультурной динамикой, это то, что относится к исследованию российской кооперации, вообще феномену российской революции. Дальше — русские либералы, и завершается все — «Личность и время в Советском кинематографе». Здесь о фильме «Доживем до понедельника». Принципиальная для меня статья «Обратная перспектива «Зеркало»: человек, история и время в кинематографе Андрея Тарковского».
Тут некоторые другие еще статьи и выступления, которые под одной обложкой вышли в 2017 году.
Есть люди, которые могут параллельно писать и заниматься административной работой. Я не из их числа. Когда я занимаюсь административной работой, всего себя отдаю этой работе. Даже не могу иногда просто сосредоточиться, потому что мне для этого нужно время — уйти, поймать волну, вернуть ее.
Глава вторая. МПГУ
— Вы упомянули, что дважды уходили из ректората, но трижды вернулись в МПГУ. Можно об этом поподробнее?
— В 2006 году, когда я в первый раз ушел из ректората, это был мой моральный выбор, как я сейчас это объясняю себе и другим — были исчерпаны наши отношения с ректором Виктором Леонидовичем. Я его уважаю, он очень много сделал для меня и для вуза, мы с ним в 1984-2006 гг. работали очень тесно. Когда закончил университет, начал преподавать, через год меня избрали секретарем комитета комсомола, Виктор Леонидович был деканом матфака, его избрали секретарем парткома. Мы 3 года проработали очень активно, практически каждый день общались и были в очень близких, товарищеских отношениях. Потом я ушел в аспирантуру дописывать диссертацию, Виктор Леонидович в 1991 году очень много сделал, чтобы я стал деканом исторического факультета, хотя тогда мне было 30 лет. Я стал исполнять обязанности 15 июня 1991 года, вся интересная история с развалом Союза и со всеми событиями, — все прошло через меня, а уже в октябре меня ученый совет факультета избрал деканом. Был деканом до 1998 года, потом Виктор Леонидович пригласил меня проректором ПНО, 8 лет я работал под его руководством, мы тогда много сделали в плане научных исследований, организаций.
К 2006 году я понял, что наши отношения в какой-то степени изжили, исчерпали себя. Он мне предложил сменить направление деятельности внутри ректората, я посчитал, что надо вообще уйти отсюда, хотя и остался в университете, продолжал руководить кафедрой, преподавал до 2016 года. Я сейчас не преподаю, поскольку ректор, стараюсь компенсировать через это.
— Какого ощущать себя ректором заведения, которое пережило царей, столько войн, Ленина, Сталина, Советский Союз?
— Я считаю, что любое учебное заведение — выше политики, несет более высокие смыслы и служит обществу во времени и вечности. Извините за пафос, то есть, не только готовит нынешнее поколение специалистов, но и рассчитывает на будущее, особенно, если мы говорим об учителе.
С этой точки зрения наш университет — уникальный, потому что в 1872 году это был проект, который дал возможность женщинам получить университетское образование. Тогда это были частные курсы профессора Московского императорского университета Герье, отца-основателя нашего университета, который предложил проект и его поддержали — и Государь император, и генерал-губернатор Москвы, в том числе министр просвещения — граф Дмитрий Андреевич Толстой. В какой-то степени к этому имел отношение и Катков, фактически он тогда руководил всей идеологической сферой, не будучи официальным чиновником, а будучи всего лишь редактором «Московских ведомостей» и журнала «Русский вестник». Он имел огромное влияние и на графа Дмитрия Андреевича Толстого, и на обер-прокурора Святейшего синода Константина Петровича Победоносцева. Герье подключил к проекту и молодого доцента Императорского университета В.О. Ключевского. И университету сейчас 146 лет.
Мы много пережили, много чего впереди нас ожидает, многое мы переживаем и до конца еще не пережили, потому что этот процесс — не линейный. Мы всегда служили российскому обществу, и не только, потому что мы готовили и готовим учителей также и для стран ближнего и дальнего зарубежья. Когда я учился, у нас было очень много студентов-иностранцев, много ребят из Республики Куба и из других стран Восточной Европы. Они все здесь получили очень достойное образование. Несмотря на все эти перемены, наше главное служение — это служение будущему, нашему молодому поколению.
Наш девиз, который мы артикулируем уже в момент 145-летия, «Верен традициям, открыт инновациям», я думаю, хорошо отражает именно сегодняшнее содержание нашей деятельности. С одной стороны, это действительно укорененность в те научные школы, традиции, которые были здесь созданы в течение многих лет, десятилетий. С другой стороны, это необходимость открытости изменениям и технологиям, которые меняются. Ведь главное — быть верным тому, что именно человек определяет и технологии, и будущее. Это всегда было в центре внимания нашей отечественной национальной культуры, нашего образования, просвещения. Наш университет может гордиться своей миссией.
— На ваш взгляд, самое главное, что вы сделали, после назначения ректором?
— Самое главное, что мне представляется важным, должна измениться атмосфера в университете, чтобы наши преподаватели и студенты понимали, что все зависит от них. Творческое начало всегда было в университете и себя активно проявляло, а всякие наши проекты могут быть реальными, результативными, эффективными только тогда, когда творчество оживет в нашем коллективе. Киновстречи, психотерапия, психопедагогика — это тоже момент общения руководителя с коллективом, какой-то человеческий формат.
Глава третья. Кинематограф
— Наша соседка, ей 92 года, недавно очень сильно возмущалась из-за того, что на викторине по телевизору студенты второго курса какого-то вуза не знали, чем отличается синус от косинуса. «Это же школьная программа», — говорила она. Что мы потеряли и что приобрели?
— Философский вопрос, что потеряли и что приобрели. Конечно, многое потеряли, потому что сам этот переход был все-таки таким скачком, радикальным, и не просто то, что диктовалось самим течением времени, а многое шло от людей, от их воли, а воля — не всегда была доброй. Мне представляется, что момент, попытка переформатирования нашего народа, национального кода, культурной цивилизационной матрицы имел и имеет место через образование. Может быть, кому-то и хотелось бы, чтобы все были общечеловеками и потеряли свою идентичность. Но Господь сделал так, что мы разные, и видимо у каждого народа есть своя миссия, свое призвание. Мы должны эту миссию, призвание почувствовать и передать следующему поколению, чтобы остаться народом, нацией. С этой точки зрения мы и пытаемся оппонировать тем, кто считает, что глобализация — это благо, и что рано или поздно мы все должны синтезироваться в плавильном котле. Я так не считаю, я к этому отношусь с пониманием, с той точки зрения, что глобализация — это естественный процесс, вместе с тем, мы должны сохранить свое национальное лицо. Это и есть задача образования, наша миссия в самом высоком смысле этого слова — остаться не просто российскими гражданами, а при этом быть открытыми тем изменениям, которые происходят в мире, с тем, чтобы быть адекватными.
У одного итальянского режиссера, Лукино Висконти, есть фильм, историческая киноэпопея «Леопард», там есть такая фраза: «Чтобы все осталось по-прежнему, все должно измениться». Процесс модернизации был перманентный, то набирал силы, то немножко затихал, это вечное стремление к обновлению. Проблема времени и бытия — проблема философская, которую в XX веке решали Хайдеггер и Бахтин. Ну, а все это упиралось, стартовало, имело истоки в философии и в книгах Ф. Достоевского: потому что время, которое человек проводит, допустим, тот момент, который он провел, будучи приговоренным к расстрелу, уже должен был уйти из жизни, это был для него момент потрясения, момент истины. Тогда время совершенно по-иному проявлялось, и последующие события, ссылки или, когда он работал, в творчестве. У Тарковского все это показано в его бессмертном фильме «Зеркало», там есть очень интересный эпизод, когда мальчик приходит с мамой, они продают сережки, она пытается обменять их на молоко, на хлеб, и она оставляет мальчика одного, и за кадром идет музыка Генри Перселла. Так Георгий Рерберг снял этот эпизод, что меняется свет, тень, и мы видим, как на протяжении этого кадра, длиною полторы минуты, взрослеет мальчик, он как бы видит свое будущее. Как будто сам Тарковский на долю секунды появляется в уходящем кадре зеркала. У меня, например, ассоциация, что будущий режиссер уходит, покидает семью.
— Это же автобиографическое кино.
— Да, это автобиография, но можно прочитать и по-другому, здесь идет наслоение. Те же стихи И. Бродского:
«Пролитую слезу
Из будущего привезу,
Вставлю ее в колечко».
Зацикленность, закольцованность времени в человеке. Это напрямую связано с миссией Педагогического университета, потому что мы готовим сегодня для завтра, а образ будущего нам не известен, и каждый его формирует и форматирует так, как он его видит. Здесь важны ценностные основания, если мы говорим, что образ будущего — это полная глобализация и отказ от всего человеческого, что мы пытаемся сохранить, это один образ, и мы его не принимаем. А если это основывается на традиции, путь, который по-другому себя проявляет — это образ, над которым мы должны работать.
— Первый раз, когда смотрели «Зеркало?»
— Я «Зеркало» смотрел много-много раз. Я очень хорошо помню этот момент, когда я услышал об этой картине. Был 1975 год, лето, я был в пионерском лагере. Нам было 14-15 лет, один из наших пионеров, который всегда ходил с фотоаппаратом, говорит: «А ты смотрел «Зеркало» Тарковского?» Я многое смотрел, но даже не слышал об этом кинофильме. Честно скажу, я даже не помню, когда посмотрел первый раз, наверно, уже был студентом. Я пытался к этому произведению подойти с точки зрения линейности времени, а оно оказалось нелинейным. Позже был какой-то юбилей Андрея Тарковского — по нескольким каналам показывали «Зеркало», закончился фильм, я переключил на другой канал и посмотрел его во второй раз. Каждый просмотр вносил новый смысл и откровение. Это великая загадка, потому что интерпретация зависит от твоего состояния, от контекста, от очень многих вещей, новые смыслы открываются по-новому.
— В «Ностальгии» помните, когда Янковский несет свечу через бассейн? Точно так же каждый раз смотришь и все равно переживаешь — донесет, не донесет.
— Сцена, когда Янковский несет свечу через бассейн, очень сложная. Даже Тарковский Янковскому говорил, что эта кульминация прочитывается по-разному. Можно прочитать ее как выполнение той же самой жертвы, пройти свой путь и умереть. А может быть — наоборот, остаться, чтобы продолжить жить.
Если вы помните последние кадры, когда Янковский сидит с собакой, которая подходит к нему, на фоне этого русского дома, а это реальная его изба в Рязанской области, село Мясное, где была дача Андрея Арсеньевича. Он любил это место и все время хотел, чтобы там была его усадьба. Это русская изба, усадьба вписана в контекст этого разрушенного Европейского Католического храма. Здесь тоже совершенно новые смыслы открываются, что через русскую избу мы можем прийти к очищению всей Европы, к спасению христианского мира. О чем мы и сегодня говорили.
Глава четвертая. Армения
— Николай I в 1837 году путешествовал из Тифлиса в Армению, специально чтобы встретиться лицом к лицу с Араратом. И так получилось, что все 3 дня в октябре Арарат был закрыт туманом. Позже в своем дневнике он написал: «Я отдал свой визит святой горе, но она закрылась от меня, и я ее не увидел; не знаю, сможет ли сама видеть меня в другой раз». Недавно делегация МПГУ побывала в Армении, вам удалось встретиться с Араратом?
— С Араратом не удалось встретиться лицом к лицу, но с Арменией, я надеюсь, удалось. Пусть высокие символы остаются, и мы будем стремиться выйти на видение этих вершин. Самое главное, что мы сумели за три неполных дня увидеть, — это общение с людьми. На меня большое впечатление произвела встреча с Католикосом всех армян, наше общение с друзьями в университете, встреча в Министерстве. Мне кажется, оно было взаимным, раскрывающим, это для меня очень ценно.
— Каких побед нам еще ждать от вас в ближайший год?
— Думаю, что мы должны продолжать наше сотрудничество. То, что будет зависеть от нас, МПГУ, мы будем делать, определим с вами постепенно какие-то шаги, можем делать долгосрочные перспективы по языку армянскому, по культуре. Как вы отметили, у нас в вузе есть почти сто студентов-армян, мы будем давать возможность им организовать свой досуг. Это и есть самая главная задача ректора, пробудить интерес и желание, смотивировать людей, преподавателей, студентов на то, чтобы они понимали, что университет — это их родной дом, может быть, даже и не второй, а первый.
Глава пятая. Блиц-портрет
— На что вы готовы потратить последние ваши деньги?
— Не могу сказать, на все.
— Например, книга или вкусный салат?
— Это все определяет контекст. Если книга нужна мне, то да. А если салат нужен для того, чтобы жизнь поддержать мне и ближним, то, конечно, салат. Это из той серии, кого вы будете спасать первым — физика или лирика? Ответ такой: того, кто не умеет плавать.
— Если бы у вас было три месяца свободного времени и никаких финансовых ограничений, чем бы вы занялись?
— Первый месяц постарался бы прийти в себя, а в последующие два постарался бы реализовать себя в каком-то творческом отношении, может это книга или фильм, может размышление. Я люблю одиночество, привык с детства быть с самим собой, не только таким, каким я есть, но просто с самим собой. Мне это интересно.
— Что вы более всего ненавидите?
— Наверное, лицемерие. Знаю, что наш век — лицемерный, но я не люблю лицемерие.
— Ваш главный недостаток…
— У меня недостаток — продолжение моих достоинств. Наверное, это страстность.
— Ваши любимые литературные герои…
— «Братья Карамазовы», «Дон Кихот». «Братья Карамазовы» — одна из любимых книг, может быть, даже самая любимая. Она точно на меня произвела огромное впечатление. Я был на IV курсе, летом уже вернулся из стройотряда, гулял с собакой по Сокольникам, у меня маленькая была собачка Щи-тцу, мы с ней ходили в дальние заповедные уголки, и я привез книгу «Братья Карамазовы» из Болгарии. Я наслаждался, были такие моменты, когда я не мог ее читать про себя, ходил и читал вслух.
— Какие книги, по вашему мнению, основные для педагога?
— Их очень много. Я люблю книгу Аркадия Гайдара «Голубая чашка». Естественно я, как все мальчики, любил «Приключение Буратино». Я вообще считаю, что я — Буратино, он в детстве в меня вошел, какой-то непослушный и в то же время по-своему очень верный, заботящийся о своем папе Карло, о своих друзьях. Хотя, конечно, как бы не оказаться этой самой черепахой Тортиллой. Но это так, шутка.
— Качество, которое вы более всего цените в женщине…
— Жертвенность.
— Любимая максима?
— Думаю, у меня нет такой любимой максимы.
— Самый любимый фильм?
— «Зеркало», наверное. Хотя я говорю, что у меня самый любимый фильм — «Мама вышла замуж», потому что это замечательное произведение режиссера Виталия Мельникова, автор сценария — Юрий Клепиков, блестящая музыка Олега Каравайчука, которого я обожаю как композитора за кадром. Фильм — очень простой и очень глубокий, с одной стороны, очень советский, а с другой стороны, там показано время, которое уходит. Этот фильм — рубеж 60-ых и 70-ых, потому что даже сама эстетика кадра — она иная.
— Удивительно, когда говорите о фильмах, всегда говорите о музыке, которая там звучит. Это связано с тем, что вы любите петь?
— Я не знаю, мы все должны петь. Человек поет всегда.
— Если бы историком не стали, стали бы певцом?
— Это отдельная тема, почему я пришел сюда, в институт, как стал историком. Я собирался в военное училище, так получилось, что по разным обстоятельствам не приняли документы. Опять дороги, которые нас выбирают. И я пришел сюда в 1978 году, уже 41 год, и я очень счастлив, что я здесь.
Вместо эпилога
— Анна Ахматова делила людей на две категории — тех, кто любит чай, собак и Пастернака, и тех, кто предпочитает кофе, кошек и Мандельштама.
— Мне ближе всего Пастернак, я люблю и кошек, и собак, нормальный кофе и чай, я — всеядный. А если возвращаться ко времени Анны Ахматовой, то у нее есть замечательные стихи —четверостишие. Если можно, я прочитаю:
Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но как нам быть с тем ужасом, который
Был бегом времени когда-то наречен?
