Любой родитель желает своему ребенку счастья. Но каждый понимает это счастье по-своему, на основании своего жизненного опыта, сложившегося мировоззрения, принадлежности к той или иной конфессии. Уже здесь возникают острые противоречия, ибо мы все такие разные. Несмотря на культурные, национальные и социальные различия, все душой болеющие за отечество люди сходятся в том, что важнейшей задачей является воспитание патриота и гражданина. Однако пути достижения этой общей цели вызывают ожесточенную полемику.
1. Кто мы, и откуда?
Сегодня из всей сложной полифонии воспитания государство в лице своих официальных идеологов и политтехнологов выбирает лишь один регистр: патриотический, считая его доминантным при формировании мировоззрения вступающих в жизнь поколений. Оно преподносит патриотическое воспитание преимущественно как культивирование чувства гордости за победы и достижения отечества, что находит искреннюю поддержку и сочувственный отклик в сердцах наших сограждан. В таких условиях, очевидно, что вопрос, вынесенный в подзаголовок статьи, у многих вызовет эмоциональное раздражение и праведный гнев:
«Нечего, мол, с младых ногтей формировать у детей (будущих активных граждан) комплекс неполноценности. Мы, взрослые, в девяностые годы сполна вкусили этой «чернухи», досыта наелись всеми этими Солженицыными, Шаламовыми и иже с ними, представляющими всю нашу новейшую историю, как цепь нескончаемых ужасов и преступлений.
А что в итоге? Жизнь лучше не стала, наивные мечты идеалистов, предполагавших, что, как только, люди узнают всю правду о своем прошлом, они заживут честно и счастливо, не оправдались. Зато чувства стыда и униженности, наряду с прочими интеллигентскими комплексами, парализовали энергию совестливых людей, сделав их заведомо не конкурентно способными в борьбе за место под солнцем в условиях нашего дикого капитализма. Явные преимущества оказались за теми, кто, не ведая сомнений, не проявляя склонности к излишней рефлексии, воспользовался новыми открывшимися возможностями в личных целях. Поэтому не стоит грузить наших детей мрачными страницами истории прошлого, которое все равно нельзя изменить. Тем более, это неуместно сегодня, когда «страна встает с колен», демонстрируя свою самодостаточность и возрастающее влияние в решении глобальных проблем геополитики. Необходимо воспитывать молодых людей так, чтобы они, максимально адаптировавшись к социуму, смело продвигались вперед, не ведая сомнений». Таковы аргументы сторонников исторического воспитания молодежи исключительно на положительных образцах нашего героического прошлого. Разумеется, отдельные темные пятна на наших белых ризах трудно не заметить, они нет-нет, да и проступают в литературных произведениях, телефильмах, интернет изданиях. Поэтому совсем врать не следует, и о негативных явлениях все-таки необходимо бегло упомянуть, но рассматривать их в воспитательных целях лучше в контексте великих побед, как неизбежные досадные промахи, сопутствующие нашему особому историческому пути. Короче говоря, « кто не ошибается – тот ничего не делает» – смягченный вариант другой печально знакомой присказки: «лес рубят – щепки летят». При относительной справедливости первого присловья, второе восходит к известному еще со времен Макиавелли политическому принципу, залогу успеха: цель оправдывает средства. Величие целей и благородство замыслов на всех без исключения этапах развития отечества нашего сомнению не подлежат.
К такой охранительной в отношении детей и юношества позиции большой части взрослых я отношусь с должным пониманием, избегая фальшивой позы благородного, не запятнавшего себя компромиссами обличителя. Кто из взрослых не желает своим детям счастья? А счастье это, которое в обыденном сознании ассоциируется с успехом, как писали раньше в поздравительных открытках, а теперь все чаще в эсэмэсках: «в личной и общественной жизни», достижимо не в иллюзорном мире, но в реальном государстве и в социуме, где действуют свои жесткие законы, с которыми приходится считаться. Так здесь было всегда – подсказывает впечатанная в подсознание генетическая память. Так будет всегда – говорит интуиция, систематически подкрепляемая ежедневными приметами окружающей жизни.
Исходя из похожих прагматических соображений, наши бабушки скрывали от своих детей дворянское или купеческой происхождение. Отцы – отсидки в лагерях, обходя молчанием темные, с точки зрения правящего режима, пятна в своей биографии, сознательно превращая их в черные дыры отечественной истории. Так при вынужденном всеобщем молчании рвалась связь времен, вне которой немыслимо полноценное воспитание детей и юношества.
Призывы немедленно приступить к восстановлению этой прерванной связи отдают сегодня ханжеством и фарисейством. Официальная пропаганда, не щадя живота своего, только этим и занимается, нанизывая на нить времен все новые доказательства и примеры нашей исторической исключительности и величия.
Но замечательный писатель Ю. Трифонов не зря заметил: история – провод многожильный. Бесконечная эксплуатация всего лишь одной золотоносной жилы воспитания: рассказов о героическом прошлом и ратных подвигах предков не приводит к желаемому результату. Желаемый результат – это оздоровление нравственной атмосферы в обществе. Бесчисленными примерами коррупции, мздоимства чиновников, начиная с самого высокого уровня, кончая мелкими сошками, демонстрирующими административный беспредел переполнены СМИ. В такой ситуации у взрослых и подростков возникает неизбежный когнитивный диссонанс, который в гротескной форме выразил персонаж фильма «День выборов – 2»: «Страна у нас великая, народ замечательный, а люди – овно!». Отчего так горько и смешно? И хотя мать родина строго грозит в окно, ужесточая репрессивные меры по отношению к взяточникам, ситуация кардинально не меняется. Оставим в стороне политическую, правовую и экономическую оценки вопроса. На данный счет существуют многочисленные высказывания специалистов, к коим я себя не отношу. Меня, как педагога, интересует нравственный аспект проблемы.
Понять истоки парадокса, так точно высказанного персонажем комедии, не представляется возможным без глубокого погружения в историю, а точнее в ту ее жилу, разрабатывая которую, мы будем способны рассмотреть на глубине застарелую, до сих пор не удаленную раковую опухоль, с разветвленными метастазами которой, разъедающими общественный организм, имеем дело сегодня. Поможет нам в этом литература нон-фикшн, дающая представление не о деяниях политических деятелей и полководцев, а о мыслях, чаяниях и чувствах обычных людей в их повседневной жизни. Не случайно история повседневности сегодня привлекает все большее внимание исследователей, которые глубоко анализируют письма, дневники, мемуары ничем не примечательных рядовых граждан, получая при этом совокупный социально-психологический и нравственный портрет эпохи, не искаженный последующим идеологическим редактированием. При таком подходе отчетливо видно, почему при оценке поведения людей, оказавшихся в экстремальных обстоятельствах, не срабатывают ни политические, ни этические клише.
Когда следователь на допросе предупреждает, что в случае отказа подписать протокол допроса, содержащий оговор сослуживцев, якобы готовивших покушение на вождя, твоя семнадцатилетняя дочь будет посажена в камеру к сифилитикам, тут подпишешь любую подлую бумагу.
Но обратимся к событиям нашей реальной истории, такой, как она запомнилась детям (!), пережившим все ее крутые виражи. Т.В. Трифонова – сестра Ю. Трифонова: будущего замечательного писателя. После ареста родителей, дети оказались с бабушкой в коммунальной квартире. Им еще повезло, поскольку детей врагов, народа, как правило, сдавали в детские дома. Еще не факт, что брат с сестрой могли оказаться в одном детском доме. В коммуналке дети соседствуют с психически больной женщиной.
«Надежда Алексеевна и ее муж были старыми членами партии. Муж работал начальником отдела в наркомате путей сообщения. Они были дружной парой. Дочь училась в школе.
Надежда Алексеевна сама написала донос на мужа, и его расстреляли в тридцатые годы. Она не была арестована, но попала в больницу.
Общим знакомым она объяснила свой поступок тем, что, когда начались всеобщие аресты, она хотела таким образом сохранить своему ребенку хотя бы мать.
Бывало, что Надежда Алексеевна целыми днями не выходила из своей комнаты. Первое время бабушка беспокоилась, просила меня постучать, зайти к ней. В такие дни она лежала на диване в своей чисто прибранной комнате и ничего не говорила. Только на вопросы – вызвать врача, позвонить дочери – отрицательно качала головой. Мне казалось, что она не видит меня. Она была далеко».
Кто возьмет на себя смелость заклеймить позором эту женщину? Страх за себя еще можно преодолеть, но когда опасность угрожает близким, тем более детям…
К. Маркс справедливо заметил, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй в форме фарса.
Какое отношение эта шекспировская по масштабам трагедия прошлого века имеет к веку нынешнему? Самое прямое.
Обратимся к нашим дням. Всего две истории.
История первая. Маленький городок близ Красноярска. По всем внешним меркам благополучная семья: отец, мать, единственный ребенок – девушка старшеклассница учится в престижной в гимназии. Неожиданно для жителей городка, где все друг друга знают, родители девушки пишут в органы опеки заявление об отказе от родительских прав. Слухи, сплетни, пересуды переполняют поселок, но ничуть не смущают родителей. Ведь оформив сиротство родной дочери, они добиваются поставленной цели. Воспользовавшись положенными сиротам льготами, девушка поступает в престижный Московский вуз.
История вторая. По-настоящему хорошая Московская школа, известная не только своими академическими достижениями, но, прежде всего, особым укладом жизни, традициями, атмосферой добра и взаимопомощь. Школа, где старшеклассники не отмахиваются от малявок из начальных классов, и тем более не осуществляют психологического и физического насилия над ними, которое по всей нашей вертикали – от детского сада до армии – именуется дедовщиной, а считают своим долгом, во всем помогать малышам, играть с ними. Но именно эта уникальная атмосфера оказалась уязвима в нашем искривленном социуме.
На большой перемене второклассник попросил одиннадцатиклассника покрутить его на руках. Кто из нас, взрослых, не доставлял этого удовольствиям сначала своим детям, а затем внукам, вращая их, визжащих от наслаждения, на вытянутых руках? На следующий день в милицию поступило заявление мамы второклассника о непоправимом уроне здоровью, нанесенном ее ребенку старшеклассником в школе. Все, как положено: справка из травмопункта (фиксировала синяки на руках в тех местах, где малыша держали за запястья), требование о материальной компенсации будущего длительного лечения и т.д. Словом, все по закону, в соответствии с которым началось расследование. Дознаватель бесконечно выдергивает старшеклассника в полицию, накапливая свидетельства очевидцев «преступления». Администрация школы объявляет строгий выговор и снимает стимулирующую надбавку к зарплате с учителя, дежурившего на перемене, за то, что он вовремя не пресек опасное кручение ребенка. Папка дознавателя пухнет, но в результате, к облегчению администрации школы и родителей выпускника, приходит отказ в возбуждении уголовного дела. Завершение истории показательно.
В итоге мать второклассника, затеявшая весь этот сыр-бор, откровенно призналась директору: «Я одна без мужа воспитываю двоих детей. Мне нужно было оформить на мальчика инвалидность, что бы на будущее освободить его от армии. Эта история помогла мне добиться поставленной цели. К школе я претензий не имею».
Еще бы ей иметь претензии. При этом она легко списывает со счетов угнетенное состояние старшеклассника, вынужденного накануне ЕГЭ проводить драгоценное время в полиции. Кроме того, парень хотел поступать в такой ВУЗ, где малейшее пятно в анкете (например, отказ в возбуждении уголовного дела) перекрывает туда дорогу, какие бы высокие баллы ЕГЭ он ни набрал. Я уже не говорю о такой «мелочи», как моральные и материальные потери дежурного учителя. Все это – не в счет.
У этой мамы доминирует житейская логика: «Своя рубашка ближе к телу»; «Как ни порадеть родному человечку?», тем более ребенку. Та же логика просматривается и в первой истории, где родители «сироты» не испытывают ни малейших угрызений совести от того, что их ребенок, по сути дела, занял чужое место в вузе, перекрыв с помощью льгот, полученных обманным путем, дорогу туда более достойному ребенку.
«Но кто мы, и откуда, когда от всех тех лет остались пересуды, а нас на свете нет». (Б. Пастернак) Нас действительно вот уже четверть век нет в том качестве, что именовалась: «новая историческая общность людей – советский народ», а пересуды продолжаются. В их основе вполне понятная ностальгия об утраченном рае. Мирное небо, сильное государство, ясные перспективы. Если не через четыре года, то лет через двадцать – тридцать здесь будет город-сад.
Требуется большое интеллектуальное мужество, чтобы разобравшись со своим прошлым, понять, что ржа, разъедающая нравственный фундамент общества, имеет глубокие исторические корни. Государство, которое во имя достижений великих целей, не считалось с любыми жертвами, впечатало в сознание граждан адекватную реакцию, что в наиболее обнаженном виде отразилась в лагерном фольклоре: «Умри ты раньше, а я позже». Но в те годы роковые вопрос стоял о жизни и смерти людей, а сегодня мы видим то, что А.И. Солженицын называл «колотьбой за горстку благ». Что, собственно говоря, наглядно демонстрируют новейшие сюжеты, приведенные выше. Не вырезав главную опухоль, мы никогда не справимся с бесчисленными метастазами. Честный непредвзятый взгляд на прошлое необходим не для того, чтобы сыпать соль на раны, а для самоизлечения, которое не может сводиться к подавлению отдельных симптомов глубоко укорененной в общественном сознании болезни. Блистательную литературную диагностику причин и последствий этого нравственного заболевания провел еще в семидесятые годы прошлого века Ю. Трифонов в своих повестях «Обмен», «Дом на набережной» и др.
Но вслед за точной диагностикой должна следовать программа лечения. Ее в поэтической форме, уже на основе опыта новой России, дал в одном из своих последних, предсмертных стихотворений В.Н. Корнилов.
Считали: все дело в строе,
И переменили строй,
И стали беднее втрое
И злее, само собой.
Считали: все дело в цели,
И хоть изменили цель,
Она, как была доселе, –
За тридевятью земель.
Считали: все дело в средствах,
Когда же дошли до средств,
Прибавилось повсеместно
Мошенничества и зверств.
Меняли шило на мыло
И собственность на права,
А необходимо было
Себя поменять сперва.
Поменять себя – труднее всего. И мать второклассника, если и не сломавшая, то точно надломившая судьбу выпускника, опрокинувшая его мечту о поступлении в престижный вуз, не чувствует себя моральным уродом. Ее отношение к государству двойственно. Будучи патриотом, она, как говорили при Брежневе, целиком и полностью поддерживает его политическую линию и практическую деятельность. Но весь предшествующий опыт поколений диктует иную схему партнерских отношений с властью: государство пользовалось мной всю жизнь, мало давая взамен, теперь настал момент, когда я должна выжать из него все возможное, даже если для этого понадобится пойти на небольшой подлог.
И в том, и в другом случае человек абсолютно искренен в своих оценках. Столь же нелицемерна она в своем бурном возмущении творящимися вокруг безобразиями, связанными со злоупотреблениями и несправедливостью, когда они касаются лично ее и близких людей. Как все это совмещается в одной голове? Запросто. Здесь психологическая разгадка парадокса, высказанного персонажем комедии: государство великое, народ прекрасный, а люди – продукт биологической переработки. Чьей? По всему выходит – отравленного государственного организма.
Столь же парадоксально, но факт, что она и тысячи других таких же родителей искренне хотят видеть своих детей культурными и порядочными людьми. При этом, цепко схватывая нестроения окружающей жизни, они мало верят (или совсем не верят) в возможность правильного воспитания в искаженном социуме. Что на практике означает: с тяжелым вздохом вынужденно принять правила игры, освободить себя от ответственности, готовить ребенка к жизни по издевательской формуле Салтыкова – Щедрина: «применительно к подлости». Так во весь рост поднимается главный педагогический вопрос переживаемого момента, в одинаковой степени волнующий как родителей, так и педагогов.
2. Можно ли в безнравственном обществе воспитать нравственного человека?
На первых взгляд вопрос представляется отвлеченным и даже праздным, ибо на всем протяжении человеческой истории никогда не было, нет, и не будет абсолютно идеальных обществ. Но в отечестве нашем, с его периодическими срывами в бездну духовного одичания, он теряет отвлеченный умозрительный характер. Неизбежно становится главным в воспитательной повестке дня.
Чем сильнее воздействие внешних сил, ведущих тотальное разрушение шкалы нравственных ценностей (ценностей незыблемая шкала – О. Мандельштам), тем острей потребность в выковывании незримого противовеса (метафора Г. Померанца), позволяющего сохранять человеческое достоинство даже в трагических обстоятельствах его жизни. В чем в чем, а в накоплении такого «передового» педагогического опыта мы впереди планеты всей.
Источником и подтверждением его накопления служит все та же литература нон – фикшн, опирающаяся на дневники, реальные факты, события и свидетельства очевидцев. Такая литература неоспоримо свидетельствует о том, что достойные родители стремились передавать своим детям неприкосновенный запас культуры, даже тогда, когда над их головой был занесен карающий меч.
Кроме того, данные свидетельства чрезвычайно полезны современным родителям. Для сравнения своих, откровенно говоря, лукавых опасений по поводу воспитания нравственного ребенка в безнравственном обществе в наше относительно вегетарианское время, где риски ничтожны и сводятся к преодолению мелких житейских неурядиц, с той трагической эпохой, когда родители, поминутно рискуя жизнью, в полузадушенном состоянии передавали своим детям подлинные смыслы и ценности культуры. Но обратимся к фактам.
Передо мной книга Ольги Громовой «Сахарный ребенок», написанной на основе рассказов девочки из прошлого века, Стеллы Нудольской. Стелла с мамой после ареста папы оказалась в лагере для членов семей врагов народа, куда заключили их жен с детьми. Первое время они живут в яме, поскольку выгруженным из вагонов в голое поле женщинам еще только предстоит построить бараки для себя и своих детей.
Пока мамы в рабочей зоне, дети предоставлены сами себе. Шестилетняя Стелла тянется сквозь колючую проволоку за цветком и получает от подонка охранника удары плеткой по голове и всему телу. Привожу тихий разговор вернувшейся с работы мамы и ее очнувшейся после обморока дочери.
Проснулась я поздно вечером, проспав и обед, и ужин. Есть не хотелось, болели вздувшиеся рубцы на спине и ногах, и было все противно. Утешало только, что рядом лежала мама.
– Нас продали в рабство, что ли? – спросила я. – Мы теперь рабы?
– Ну что ты, моя хорошая. Рабство – это состояние души. Свободного человека сделать рабом нельзя. Давай я тебе историю расскажу. И она начала читать наизусть:
Князь Курбский от царского гнева бежал.
С ним Васька Шибанов стремянный.
Князь тучен был, конь под ним взмыленный пал,
И, рабскую верность Шибанов храня,
Свого отдает воеводе коня.
И дальше, уже прозой рассказывает об Иване Грозном, об опричниках, о ссоре Курбского с царем, о побеге Курбского и его обличительном письме к царю, которое не побоялся отвезти Шибанов. И что Грозный велел пытать Василия, и что заплечных дел мастера неизменно докладывали царю:
Но слово его все едино –
Он славит своего господина.
– Как ты думаешь, Шибанов – раб?
– Н-н-нет. Наверное, нет. Конечно, нет.
– Ты правильно почувствовала. У него душа свободного человека, хотя телом он раб.
Это было большое облегчение – в книжках это называют «камень с души свалился».
Задумаемся о том, что навечно запечатлела эмоциональная память шестилетнего человека. Мама шепотом, чтобы не услышала охрана, читает ей балладу А.К. Толстого «Василий Шибанов». Что называется, нашла место и время, расширять культурный запас ребенка. Да, большинство женщин на ее месте просто выли от страха, тоски и бессилия. Но даже в этих невероятных по трагизму обстоятельствах эта мудрая мать продолжает выполнять свою трудную материнскую работу, укрепляя духовный стержень личности растущего человечка. Меньше всего это можно назвать отвлечением – утешением. И здесь мы подходим к коренному вопросу: зачем и для чего в конечном итоге человеку нужна культура? На этот вопрос в свое (по сути, то же самое) время исчерпывающий ответ дал будущий знаток детских душ, на чьих стихах воспитаны поколения малышей, К.И. Чуковский. Культура нужна для того, чтобы было чем дышать, когда тебя повалили на спину, положили на лицо подушку, усевшись на нее огромным задом. Корнею Ивановичу представилась возможность апробировать этот тезис на практике. После ареста, в камере предварительного заключения он заливался от хохота, читая книжку Марка Твена.
После сказанного проясняется сокровенный смысл чтения баллады избитому и униженному ребенку в яме. Из крутого замеса культуры мама лепит нравственный характер дочери, исподволь формирует ее базовое отношение к жизни. Поразительно, но отношение это позитивное! Исключающее культивирование в себе жертвенного комплекса и, что особенно ценно сегодня, рабскую привязанность к своим мучителям (стокгольмский синдром, всенародная любовь к генералиссимусу и т.д.).
Язык не поворачивается облекать эту вырастающую на глазах стройную воспитательную систему в наши стертые педагогические клише, но видно без этого не обойтись. Ближайшие тактические цели воспитания переплетаются в ней со стратегическими задачами, которые мудрый А. С.Макаренко называл перспективными линиями воспитания.
Тактическая задача – сделать так, чтобы ребенок не плакал, поскольку это – едва ли не главное условие выживание в ближайшие месяцы. В противном случае, заслышав детский плач, охранники впадают в садистический раж и с еще большим наслаждением осуществляют свою прикладную педагогику, не считаясь ни с полом, ни с возрастом ребенка. Закрыть рот ребенку можно по- разному, в том числе и при помощи кляпа. Тем самым, уподобляясь палачам вертухаям. (Сегодня, в наше вегетарианское время, появился новый инструмент затыкания рта ребенку: гаджет. Чтобы избежать раздражающего детского плача , родители ставят перед малышами планшет, а потом удивляются его тотальной неизлечимой компьютерной зависимости.)
Однако вернемся в ту трагическую эпоху, напряжем слух, чтобы уловить шепот под клеенкой. Уже пошли осенние дожди, и чудом сохраненная из прошлой жизни клеенка служит крышей в земляной норе, где продолжается интенсивная воспитательная работа.
– Да, у тебя очень сложная, совсем взрослая проблема. Знаешь, у каждого человека свои проблемы, и чем больше человек знает, тем легче ему в них разобраться. А у тебя сейчас такое состояние, про которое говорят «глаза бы мои ни на что не смотрели». «белый свет не мил», верно? Это бывает, когда человек потерял надежду найти выход. Вот у Сергея Есенина есть стихи – «Не жалею, не зову, не плачу. Все пройдет, как с белых яблонь дым…». Красиво, правда? А ведь это про то, что жизнь течет и все проходит.
Помнишь, я рассказывала про декабристов? Однажды Пушкин послал своим друзьям письмо в сибирскую каторгу. Я его тебе прочитаю, может быть, оно тебе пригодится. Отвернись и только слушай, нужные слова лягут на сердце. И мама прочла «Во глубине сибирских руд…». И как-то особенно звучали строки «… гордое терпенье», «…дум высокое стремленье», «надежда в мрачном подземелье», «… и свобода вас примет радостно у входа». Даже дышать стало легче.
А мама продолжала:
– Знаешь, когда у человека беда, то всегда кажется, что именно ему больнее и хуже всех на свете. Но за тысячи лет, что человек живет на земле, прошло много, много миллионов жизней. И такая же беда уже случалась с кем-то другим. Оттого, что ты это знаешь, твоя личная боль не становится меньше, но эти знания помогают не потерять надежду.
У кого просят помощи люди, когда им кажется, что на земле им никто не поможет?
– У Бога, да?
– А какую молитву знают все, какими словами прося Бога о помощи? Ты ведь тоже знаешь эти слова.
– Отче наш?
– Да, «Отче наш» говорим все мы, когда хотим обратиться к Богу. А ведь это маленький кусочек из книги, которая называется Библия. Это главная книга христиан. А в других религиях есть свои главные книги, и там написаны их главные слова, с которыми они обращаются к Богу. И даже если человек не ходит в церковь и не очень верит в то, что Бог живет на небе или сидит на облаке, эти слова помогают и ему. – Мама остановилась и прижала меня к себе. – Прислонись ко мне. Давай вместе прочитаем «Отче наш», только очень тихо. Ты не вслушивайся, как звучат наши голоса. Прикрой глаза и слушай музыку и ритм. И, может быть, ты услышишь главные для тебя слова.
Уткнувшись затылком в мамин живот, чувствуя ее теплые руки на своих плечах, я негромко и четко произносила вместе с мамой известные всем слова. И остро почувствовала, что для меня самое важное – «хлеб наш насущный даждь нам днесь» и «…избави нас от лукавого». Сияющая, я повернулась к маме.
– Необязательно говорить мне, чт́о ты услышала, – сказала мама. – Это твое. Царство Божие внутри нас. Учись слышать Бога в словах и поступках людей.
Поразительный открытый, а точнее закрытый клеенкой урок, которой на многое открывает глаза современному человеку, запутавшемуся в трех соснах в поисках нравственных ориентиров для детей и юношества. Перед нами подлинный образец культурно исторической педагогики. Доказательства? Извольте.
Для спасения души своего ребенка, оказавшегося в экстремальной ситуации, мама мобилизует все имеющиеся культурные ресурсы. Здесь в первую очередь важно то, что этими ресурсами она в полной мере обладает сама! Передача ребенку ценностей и смыслов культуры лишена дидактического занудства, пресной нравоучительности. Она идет от сердца к сердцу. Накопленные человечеством богатства культуры нигде не противопоставляются основам вероучения. Напротив, культурный и религиозный пласты воспитания переплетаются, органично дополняя друг друга. Мама, безусловно, православный человек. Но как деликатно и тонко касается она сокровенных вопросов веры, подчеркивая не конфессиональные и мировоззренческие различия, а то, что объединяет всех людей, исповедующих разные мировые религии, включая атеистов. (Царство Божие внутри нас.) Как это важно сегодня, когда хвостами сплетаются бесы всех мастей: сталинизм, клерикализм, национализм, отравляя сознание людей злобными агрессивными мифами и фобиями. Так вовремя сделанная ребенку прививка от ненависти определяет его базовое отношение к жизни. Только глубоко усвоенная мысль может заставить не только иначе думать, но иначе жить. Но о какой глубине усвоения может идти речь в шестилетнем возрасте? Погружая ребенка в концентрированный, до предела насыщенный раствор культуры, мама, безусловно, работает на опережение. Сегодня это именуется – опережающее обучение. А в хорошем рассоле, как известно, и огурец просаливается.
Ныне педагоги, как мантру, бесконечно повторяют, что при обучении теперь мало обеспечить холодную передачу знаний, которые затем мертвым грузом ложатся на полки памяти, а после сдачи экзаменов немедленно забываются. Поэтому необходимо высекать личностные смыслы изучаемых дисциплин, позволяющих ребенку понять и почувствовать, зачем эта информация необходима лично ему. Но мало кто из учителей понимает, как этого достичь в практике. Здесь же, на закрытом уроке под пленкой, мы получаем бесценный образец высокоточной личностной педагогики, обеспечивающей прямое попадание в сердце и душу ребенка. Испытавшая ужас и отчаяние девочка нуждается в защите и получает ее от мамы. Мама немедленно защищает ее броней из облака (метафора писателя А. Мелихова), где облако – неприкосновенный и неуничтожимый запас культуры и веры. Разумеется, избитому и голодному ребенку в молитве самое важное – просьба о хлебе насущном, но не только… Зерна посеяны, дальше они будут прорастать всю жизнь. От того каждое слово, нашептанное в яме, навечно войдет в память ребенка. И пожилая семидесятилетняя женщина воспроизведет их в своих мемуарах. Положит в папку, а на папке напишет: «Не позволяй себе бояться». Это – то самое, что на профессиональном педагогическом языке называется: отсроченные результаты воспитания.
Заканчивая разбор урока, как мне представляется, в одинаковой степени поучительного, как для учителей, так и для людей разных профессий, чинов и званий, среди которых родители, бабушки и дедушки, особо подчеркиваю его непреходящую актуальность. Это урок на все времена, что по-настоящему тонкий и благородный человек не может не почувствовать.
3. Твердые правила
Для того, чтобы не позволять себе бояться, необходимо приучиться жить по твердым правилам. Называйте их как угодно: табу, нравственные ограничения, которые нельзя преступать никогда, не при каких, даже самых драматических обстоятельствах. Именно они составляют духовный стержень личности, который мудрые родители формируют у своих детей буквально с младых ногтей. Но будем честны перед собой. Если сами родители в своей повседневной жизни не придерживаются этих правил, их усилия окажутся тщетными. Детей не обманешь. Словесные увещевания, входящие в противоречие с реальным поведением родителей, которое наблюдает ребенок, преподносит лишь один урок – лицемерия, быстро перерастающего в цинизм.
Свод этих твердых правил девочка Стелла усвоила сызмальства, благодаря своим родителям, и пронесла через всю жизнь. Если девочкой были довольны, ей говорили «хороший человечек», а высшая похвала звучала как «хороший человек».
Понятие хороший человек включала многое:
Хороший человек все делает сам;
Хороший человек ничего не боится;
Хороший человек развязывает все узлы сам.
(В жизни человека встречается много разных узлов, и он должен уметь развязывать эти узлы. Самое простое – разрезать, а нужно уметь развязывать. В детской на стене были прибиты две веревочки, на которых девочка училась развязывать и завязывать узлы – разные: и петельку, и бантик и двойные. Папа научил ее вязать морской узел, потому что все должно быть завязано крепко, но так, чтобы можно было легко развязать.)
Хороший человек умеет терпеть. Последнее правило позднее, уже в лагере и ссылке уточнилось и конкретизировалось: «Тот, кто плачет, всегда проигрывает».
И наконец, даже не правило, а нечто большее, определяющее базовое отношение к жизни: «Хороших людей вокруг все равно больше, чем плохих, надо только, чтобы твоя обида на жизнь их не заслоняла».
Как просто, прозрачно, доступно даже для маленького человека! А главное, без всех этих славословий и словоблудий, идеологических и прочих клише, стягивая которые воедино на живую (гнилую) нитку, лукавые взрослые формируют глобальные программы воспитания, надеясь, что с их помощью укрепить нравственность вступающих в жизнь новых поколений. Пустые хлопоты.
Да, в этом своде правил заключена целостная воспитательная система, не требующая специальных изощренных тренингов для своей апробации и внедрения. Ибо она прошла жесточайшую проверку жизнью. Доказательства налицо.
Ребенок проявил выдержку даже тогда, когда после лагеря, будучи в ссылке с мамой, внезапно был исключен из пионеров. За что? Новая учительница истории проявила бдительность. В школе, в киргизском поселке, преподавали по старым довоенным учебникам, в которых были портреты врагов народа – бывших героев гражданской войны. От учительницы последовал категорический приказ – дома замазать чернилами крамольные портреты. Весь класс его выполнил, Стелла не смогла. Почему? Когда грозная учительница задала этот вопрос, девочка ответила: «Когда я еще была маленькая и раскрасила портрет в альбоме, папа сказал, что мазать по портрету карандашом – все равно, что кидать грязью в лицо человеку». – «Ах, во-о-о-от как…Папа сказал…Но ведь это не просто лица – это враги народа. Их судил советский суд!». Судьба девочки была предрешена, на следующий день с нее при всей школе сняли красный галстук. Стелла выскочила из школы и поплакала за углом, чтобы никто не видел. В класс она вернулась с поднятой головой. Никакой обструкции от одноклассников она не получила, в который раз убедившись в справедливости правил: хороший человек умеет терпеть, тот, кто плачет – всегда проигрывает.
Здесь самое время вспомнить о папе, место заключение которого оставалось неизвестным семье. Его вклад в раннее воспитание дочери неоспорим и не сводится только к вязанию морских узлов. Он рано приучил дочку к анализу прочитанных, а точнее прослушанных книг. Нельзя сказать, что привитые с детства аналитические способности сильно облегчили ее школьную жизнь, зато привычка с малолетства думать над текстами обеспечила надежную защиту от любых идеологических и политических манипуляций.
«В знаменитой песне о матросе-партизане Железняке, звучавшей из всех репродукторов, были такие слова:
Он шел на Одессу, а вышел к Херсону,
В засаду попался отряд…
Налево – засада, напротив – засада,
И десять осталось гранат.
Конечно, однажды я нашла у друзей школьный атлас и посмотрела, где Одесса и где Херсон. И сильно удивилась. Раз Железняк – матрос, значит, должен уметь и без карты в степи ориентироваться по звездам… Как же он повел отряд в другую сторону? Значит, никакой он не герой, раз завел своих бойцов в засаду». За такие «детские» вопросы можно мгновенно угодить из ссылки обратно в лагерь.
Девочка вырастала, но радоваться развитию ее интеллекта не приходилось. Впервые в жизни ее выдержанная мама схватила ребенка за плечи и встряхнула: «Помни, где мы были… Помни, кто мы… За любое неосторожное слово мы будем расплачиваться…». С тех пор Стелла никогда не говорила вслух то, что думала.
Что это? Урок конформизма? А вот и нет. Всего лишь, говоря шершавым языком современных школьных программ, преподавание основ безопасной жизнедеятельности в условиях тоталитарного государства. Воспитание, как известно, осуществляется не на Луне. Увы, с определенной периодичностью наши дети входят в жизнь в условиях диктатуры или тоталитаризма лайт, где приходится закрывать им рот во имя самосохранения. «Времена не выбирают – в них живут и умирают». (А. Кушнер) Но никто не может запретить человеку думать! Именно в этом ключе мать и продолжает свою многотрудную работу по воспитанию дочери, которой предстоит жить в этом прекрасном и яростном мире: «Знаешь, у нас с тобой только один вариант сейчас есть: ничего не принимать на веру, никакие громкие слова, лозунги, обвинения и славословия, а думать своей головой и слушать свое сердце. Сердце не обманывает». Какой же это конформизм?
Стратегические задачи воспитания очевидны: вырабатывать у ребенка безошибочное нравственное чутье, которое в сочетание с аналитическим умом даст нужный результат. Результат – это когда молодой человек за версту чувствует фальшь и сквозь наслоения идеологической и политической лжи прозревает суть событий.
Замечательный русский поэт Иван Елагин. В 1939 году ему шел двадцать первых год. Разумеется, он не был посвящен в секретные протоколы, не имел статистики преступных казней, но вот текст его стихотворения, написанного по следам событий.
О, нет ни гнева, ни обиды –
Россия – тень, и сердце – тень,
И все суставы перебиты
У городов и деревень…
Течет исплаканное небо
К чужой стране, к чужим дверям…
То Кремль – гигантская амеба –
Вытягивается к морям!
Рвись проволока на заставах,
И пограничный столб – вались!
В лесах литовских, в польских травах
Теки, воинственная слизь!
Быть может, выйдя за пределы,
Заполня мир, ты сгинешь в нем,
Ты станешь грязью поределой –
И высохнешь – и мы вдохнем…
По всему выходит, что не одна Стелла получала в те роковые годы приличное воспитание. Современные родители, что сетуют на свою перегруженность, оправдывая недостаточное внимание к ребенку отсутствием сил и времени, лукавят. Вот пример дистанционного образования образца 1937 года.
Однажды у себя в школе я устроил выставку, где были представлены письма и рисунки, вызвавшие живой интерес старшеклассников и пригласил в школу обладательницу этого уникального собрания. В кабинет вошла строгая высокая восьмидесятилетняя женщина, абсолютно прямо держащая спину – Элеонора Алексеевна Вангенгейм. Ее отец – основатель метеорологической службы СССР, мама – директор школы. В 1937 году папу посадили. Из лагеря он слал дочери письма и рисунки. Цветные карандашные смешные картинки, которые сегодня назвали бы комиксами. Рисунки эти содержали и иллюстрировали самые разнообразные сведения из разных областей знаний, бесконечно развивая ребенка в занимательной и доступной форме. Элеонора Алексеевна стала доктором наук, крупным специалистом в области палеонтологии.
Родители Стеллы и Элеоноры шли одним, единственно верным педагогическим путем: невзирая на обстоятельства, упорно прививали детям культуру. Правда, стоит заметить, что им было чем делиться со своими дочерями. Получив дореволюционную гимназическую и университетскую закалку, они свободно владели иностранными и древними языками, вне зависимости от избранной специальности, разбирались в музыке, живописи и литературе. Одним словом, были людьми разносторонне образованными.
Это важное обстоятельство следует выделить особо. Десятилетиями длится, на мой взгляд, бессодержательный спор о том, какое образование предпочесть для своего ребенка: классическое или реальное. Считается, что классическое образование расширяет кругозор, прививает вкус и т.п., но для практической пользы, добывания хлеба насущного следует остановить свой выбор на реальном образовании, где ребенок приобретет необходимые для жизни ключевые компетенции. (Овладение ключевыми компетенциями – тренд современного российского образования.) Но не все на свете можно привязать к столбу пользы. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». (Ф. Тютчев)
В лагере, даже в яме, мама попеременно разговаривали с дочкой на иностранных языках: французском и немецком. Известно, что наиболее трудно дается первый иностранный язык. Следующие осваиваются легче.
В ссылке к усвоенным в детстве твердым правилам добавилось еще одно: стыдно не знать языка народа, с которым ты живешь. Не хочешь учить их язык – значит, задаешься.
Вокруг было полно переселенцев с Украины. Стелла освоила украинский язык, попутно получив неформальные знания из недавней истории, непосредственным свидетелем которой был и Иван Елагин. (Подружка шепотом поведала, что ее младшего братишку съели соседи во время великого голода.) Кроме того, девочка блестяще овладели киргизским языком. Да так, что могла часами наизусть читать народный киргизский эпос «Манас». Редкие люди, которые могли это делать, назывались манасчи. Девочку заметили и стали возить по кишлакам для чтения народного эпоса неграмотным людям в чайханах. Расплачивались продуктами. Это и спасло маму с дочкой от голодной смерти. Других источников существования не было.
Посмотрим на эту ссыльно-лагерную педагогику еще с одной стороны. Перед нами уроки мужества. Сегодня в большинстве школ они понимаются и проводятся исключительно в контексте воспевание ратных подвигов. Но для того, чтобы, подобно психологу В. Франклу, прошедшему нацистский концлагерь, сказать жизни «Да!», мужество требуется не меньшее. А может быть даже большее, чем на полях сражений. Здесь разгадка необычайной разговорчивости декабристов на следствии. Герои Бородинской битвы, многие из которых были награждены золотым оружием за храбрость, охотно называли своих товарищей по тайному обществу. Никого не выдали лишь Пущин и Лунин.
Приведенные выше воспоминания далеко не единственные свидетельства гражданского мужества взрослых людей и детей в те грозные годы. Книга Е. Кочергина «Крещеные крестами» еще одно тому доказательство. Будущий выдающийся сценограф, главный художник знаменитого Товстоноговского БДТ в Ленинграде в возрасте тринадцати лет решил бежать из детского дома для детей врагов народа, чтобы найти мать. На дорогу к дому ушло шесть лет. За это время пришлось претерпеть всякое: воровать в вагонах, ночевать в собачьих ящиках, главным источником пропитания стало изготовление из проволоки профилей вождей и продажа этих изделий на полустанках. (Так в невероятных обстоятельствах впервые проявился его художественный талант.)
Кто после этого посмеет утверждать, что передающееся из поколения в поколение рабство в крови у русского народа, лицемерно сокрушаться о том, что в нашей истории мало примеров для подражания, а если они есть, то их следует искать только на полях битв. Даже если эти сражения велись не за правое дело и приводили к неисчислимым неоправданным жертвам.
Думаю, нам еще предстоит оценить тот факт, что именно у нас, в нечеловеческих условиях выковывалась суровая культурно – историческая педагогика, обеспечившая не только выживание, но, в первую очередь, сохранение и преумножение достоинства личности многих людей, которые впоследствии обогатили науку и культуру отечества.
Что такое воспитание? Это история, опрокинутая в будущее. Нашим детям и внукам придется распутывать, а не разрубать, узлы, с которыми не справились мы. Жизнь их не будет безоблачной. Угрозы и вызовы человечеству нарастают с каждым днем. Для решения сложных, запутанных проблем потребуются сложные, а не примитивные люди, обладающие большой внутренней свободой. Раб в лучшем случае добросовестный исполнитель, страх мешает ему принимать решения и брать на себя ответственность. Кроме того, поскольку ресурсы планеты не безграничны, эти люди должны быть готовы к аскезе (самоограничению). Шкалу моральных ценностей невозможно укрепить при помощи пропаганды лозунгов и массовых акций, ибо, как справедливо заметил еще в семидесятые годы прошлого века В. М. Шукшин, нравственность – есть правда.
Координированный рост свободы и ответственности личности – стратегическая задача воспитания. Об этом следует постоянно помнить и педагогам, и родителям.
Информация с сайта Московский Комсомолец
