Дню снятия блокады Ленинграда (27 января 1944 года) был посвящён Вечер памяти, прошедший накануне этой даты на факультете музыкального искусства. Вечер был организован и проведён заместителем декана по воспитательной работе, доцентом, кандидатом педагогических наук Еленой Геннадьевной Савиной.
Участниками Вечера памяти стали студенты первого курса факультета. Ребята были посвящены в один день из жизни блокадного Ленинграда, узнали важные факты осаждённого города в цифрах, листая дневник Ольги Берггольц (идеолога блокадного Ленинграда), интерактивно включались в чтение его фрагментов и, конечно, минутой молчания почтили память тех, кто погиб в блокадную зиму 1941-1942 гг. от голода, лютого холода и многочасовых изматывающих непрекращающихся бомбёжек.
В завершении вечера участники вспомнили стихи О. Мандельштама, которые в переложении на музыку А. Пугачёвой исполнила Светлана Сурганова:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, – так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Ленинград, я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Ленинград, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Фрагменты из «Запретного дневника» О. Берггольц:
10 сентября 1941 г. Я не могу даже на четвертый день бомбардировок отделаться от сосущего, физического чувства страха. Сердце как резиновое, его тянет книзу, ноги дрожат, и руки леденеют. Очень страшно, и вдобавок какое это унизительное ощущение – этот физический страх. Нет, нет – как же это? Бросать в безоружных, беззащитных людей разрывное железо, да чтоб оно еще перед этим свистело – так, что каждый бы думал: «Это мне» и умирал заранее.
13 сентября 1941 г. Но все-таки сдаваться нельзя! Собственно, меня не немцы угнетают, а наша собственная растерянность, неорганизованность, наша родная срамота…
17 сентября 1941 г. После войны надо уничтожить все самолеты, все, чтоб люди забыли о них! О, неужели те, кому суждено выжить, выдержат все это? Видимо, на днях в городе будет нечто ужасное.
22 сентября 1941 г. (три месяца войны) Будущий читатель моих дневников почувствует в этом месте презрение: «героическая оборона Ленинграда, а она думает и пишет о том, скоро или не скоро человек признается в любви». Неужели и ты, потомок, будешь так несчастен, что будешь считать, будто бы для человека есть что-то важнее любви?.. Я уже поняла, что это – самое правильное, единственно нужное, единственно осмысленное для людей… Но ради чего же мы тогда обороняемся? Ради жизни же, а я – живу.
17 марта 1943 г. Недавно вернулся в Ленинград наш Большой Драматический. До сих пор некоторые из артистов ходят по городу – и плачут: какой стал город, – ведь уехали-то они в сорок первом году до первых бомб и снарядов.
25 января 1944 г. Ездила с нашей репортажкой в Пушкин, через 22 часа после занятия его нашими войсками… Видала много трупов, наших, все разные, каждый страшен по-своему, и еще раз поняла, что нельзя перед ними лгать ни словом, ни делом, ни помышлением. Грех перед ними лгать.
28 января 1944 г. Поздравляем, поздравляем, поздравляем, принимаем поздравления, и объятия, и всяческую радость… Мы первый раз за все время войны видели Невский – вечером, освещенный… Похоже было, правда, на то, как он был зловеще освещен во время осенних бомбежек, но тогда все же был зловещий свет, а вчера – праздничный, трепетный, какой-то елочный. Радостно было и больно, больно…
