Мало пьесу выучить по нотам, надо научиться… колдовать
Музыка – материя тонкая, воздушная, невесомая. Импровизация – свободный полет фантазии. Педагогика же – наука точная, строгая, структурированная. Как прикажете сочетать? Следовать инструкции или создавать план по ходу пьесы? Обучать на чужих примерах или подавать под нужным «соусом» свой, личный? Зажигать сердца или остужать умы? Блестящие нетривиальные ответы на эти и другие каверзные вопросы в эксклюзивном интервью «Учительской газете» дает преподаватель кафедры эстрадно-джазового искусства Института изящных искусств Московского педагогического государственного университета, концертирующий музыкант-саксофонист Константин РЫБИН.
– Константин Васильевич, с чего и с кого начался ваш путь в профессию? Могли бы особо отметить, выделить педагогов-наставников, сильно повлиявших на выбор вами специальности? С чем связан выбор инструмента, вы сразу остановились на саксофоне?
– Когда мне было года три, старшая сестра начала заниматься в музыкальной школе. Я тут же взялся ей подражать. Затем тоже начал заниматься фортепиано, полюбил сольфеджио. Позднее меня пригласили позаниматься на кларнете, и тут свершилась магия. Однажды я услышал за стеной репетицию джазового оркестра – это была подготовка к концерту, и они играли, как принято говорить, фирменную музыку, а именно Little brown jug в аранжировке Глена Миллера. Меня поразило соло на тенор-саксофоне, буквально вскрыло голову, и я понял: буду играть на этом инструменте, и никаком другом! Так случилось, что спустя полгода или год я уже занял свое место в джазовом оркестре.
Что касается наставников, меня всегда вдохновлял руководитель моего первого джазового оркестра Рудольф Кириллович Антонов. Этот прекрасный музыкант и педагог учился на военно-дирижерском отделении. Нас завораживало то, как он мог, прослушав запись оркестра на пластинке, тут же записать всю фактуру композиции в ноты. Через полчаса у нас была готова новая партитура, которую Рудольф Кириллович только что транскрибировал с записи зачастую плохого качества.
Огромную благодарность хочу выразить своим наставникам из МПГУ: Антону Румянцеву, гуру саксофона, профессору Владимиру Дмитриевичу Иванову, Людмиле Александровне Рапацкой, моему нынешнему научному руководителю в аспирантуре. Через четыре года после окончания магистратуры я решил продолжить обучение. Было твердое намерение развиваться, в рамках аспирантуры делать это гораздо удобнее, нежели самостоятельно. Музыкальные и жизненные заботы затягивают, мешают вернуться в науку. Между тем это необходимо, для того чтобы оставаться актуальным. Я восхищаюсь Аллой Владимировной Тороповой, дважды доктором наук, выдающимся специалистом. Побывав однажды на ее лекции, вы захотите возвращаться снова и снова. Кроме того, все мои наставники очень человечные педагоги. Такие люди вдохновляют.
Я никогда не учился у профессора Гнесинской академии музыки Александра Викторовича Осейчука, но всегда равнялся на него. Методика, по которой он преподает, для нашей страны уникальна. Во многом я ему подражаю, однако вношу и свои авторские коррективы в его методику, которую перенял от ученика Александра Викторовича, Антона Румянцева, у которого учился в МПГУ. Это блестящий музыкант, концертирующий преподаватель. В годы моей учебы я перерабатывал огромное количество информации из зарубежной, отечественной музыкальной литературы, в том числе по импровизации в джазе, педагогике, психологии, методологии. Поскольку наша профессия связана непосредственно с музыкой, никуда не уходит музыкальный анализ. Необходимо быть вовлеченным, активно концертировать и слушать, слушать, слушать. Один из моих наставников сказал: «Все, чему ты можешь обучиться у меня, давным-давно сыграно. Слушай музыку и анализируй ее. Педагог может только систематизировать получаемую информацию». Задача педагога, по моему мнению, – направлять (по аналогии с проводником в горах), вовремя давать информацию и учить применять ее. А чтобы не выгореть, надо отдавать правильную энергию, тогда она к тебе вернется. Когда студент уходит от преподавателя заряженным, с роем мыслей в голове, он возвращается с таким мощным энергетическим ответом, что сам учитель заряжается и готов творить. Мне кажется, что выгорает тот, кто трудится не на своем месте.
Самым лучшим решением в моей жизни было зарабатывать тем, что я люблю больше всего. Музыка существует в разных проявлениях. Можно давать концерты или записываться на студии. Можно сочинять, исполнять авторскую музыку, играть в коллективе как сессионный музыкант. Можно преподавать, писать книги по музыкальной педагогике, культурологические работы и многое другое. Огромное поле деятельности! Никак не могу насытиться этим богатством!
– Вы сами сочиняете, пишете музыку или только исполняете чужие произведения? Вообще, что сложнее и почему: труд композитора или исполнительское искусство? А может быть, я просто путаю и сравниваю теплое с мягким?
– Джазовая импровизация – это сочинительство. Классические композиторы анализируют стили и произведения, созданные до них, и творят на этой основе. Джазовые музыканты делают то же самое, только в рамках своего жанра. Слушают и анализируют записи признанных мастеров, изучают гармонию и на этой основе импровизируют – сочиняют сиюминутно. У многих возникает потребность создавать и свои произведения, когда-то так было и со мной. Теперь я нахожу удовлетворение в других проявлениях музыки, но был в моей жизни опыт, когда я действительно писал. В плане сочинительства я больше обыватель, чем профессионал, последний пишет музыку в любом состоянии. Ставит задачу и решает ее. Я же пишу по внутренней потребности. Желание импровизировать и делиться информацией, знаниями есть и было всегда. Все, чем я сейчас занимаюсь, – следствие этой потребности.
– Как вы выбираете, с какими студентами будете работать, с какими – нет? Или берете всех, кто приходит учиться?
– Что касается студентов, этот вопрос решаю не я, а комиссия по зачислению в вуз. Однако иногда имею удовольствие участвовать в приемной комиссии на творческих испытаниях. Иногда отказывал в своем наставничестве. Самая распространенная причина – незаинтересованность абитуриента в учебе. Если человек пытается прийти в профессию не по своей воле, это сразу видно. Если не горишь музыкой, не испытываешь к ней трепета, эта профессия не станет твоей, как ни старайся. Мне есть с чем сравнить, я и сам прошел все ступеньки этой лестницы. Моя старшая сестра добросовестно и очень хорошо училась в музыкальной школе, но не села за инструмент ни разу, после того как получила «корочки». А я, как человек, который прогуливал половину занятий в музыкальной школе, с такой страстью отношусь к музыке, что не представляю без нее жизни!
– Импровизация и основы обучения импровизации… Каких навыков требует этот предмет, один из преподаваемых вами, каких качеств характера от педагога? Быстрого реагирования – из очевидного наверняка, а «все, что кроме»?
– Импровизация основана на свободном мышлении, хорошем знании гармонии и ладовой структуры. Креативность должна быть развита очень хорошо. Любую гармонию можно обыграть чисто технически, без особого таланта, без божьей искры, но это будет скучно. Можно добиться ремесленного подхода, при котором человек научится импровизировать интересно, но, чтобы это было действительно талантливо, должны сойтись очень многие звезды. Не имея свободы, ты не сможешь следовать за мелодией из своей головы, она просто там не родится. Помимо этого на джазовой стезе очень важна наслушанность. Нужно не только знать теорию, но слушать много хорошей музыки, не только джазовой. Когда наш жанр только зарождался в начале ХХ века, на него оказала огромное влияние академическая музыка, включая заимствование гармонических оборотов.
– Есть ли у вас собственные педагогические фишечки, которые вы используете в практике сейчас? Поделитесь этими маленькими секретиками с нашими читателями.
– Прежде всего я даю элементарную теоретическую базу, привожу в соответствие с нашими задачами. Как только я понимаю, что студент готов, его надо «бросить в воду»: побудить сыграть короткий отрывок изучаемого произведения, причем сделать это осмысленно, с пониманием, как, на какую гармонию это сыграно, только в таком случае студент погружается в проблему. Написание собственных коротких пьес – это тоже отличный метод погружения. Человек переходит на следующий этап или не переходит, но у меня таких случаев не было! Многие вещи, честно говорю, подсмотрел у Осейчука, классиков отечественной и зарубежной музыкальной педагогики, но и свое успел привнести, хотя работаю именно в этой сфере недолго – примерно пять лет.
Льщу себя надеждой, что буду продолжать, мне это безумно нравится, особенно наблюдать за профессиональным ростом моих студентов. Когда они выходят на московские джемы, концертные площадки и достойно выступают, когда у них горят глаза на наших занятиях. Без их энергии мой труд утратил бы смысл.
Когда я стал преподавать, мы начали восполнять пробелы, которые, на мой взгляд, существовали на нашей кафедре в обучении оркестрантов. Например, джазового оркестра на факультете не было. Удалось убедить коллектив в необходимости его существования, и нам на всех уровнях помогли. Теперь у нас выпускаются отличные трубачи, пианисты, контрабасисты, тромбонисты, бас-гитаристы, барабанщики, потому что учат их молодые, энергичные, заинтересованные в своем труде педагоги. Большинство из них пришли сюда не за зарплатой, они самодостаточны как музыканты, много концертируют. У них есть жгучая потребность отдавать знания. Я это качество ценю в коллегах, без него работать с людьми очень сложно, даже если они профессионалы своего дела. Если нет внутренней мотивации воспитать нового специалиста, человеку будет и самому тяжело в нашей профессии.
– Музыкальный слух, талант импровизации, чувство ритма – это врожденное или приобретаемое в процессе кропотливого труда и скрупулезной учебы?
– Мои наставники, например Алла Владимировна Торопова, сказали бы, что все перечисленное можно развить. У человека от рождения есть чувство лада, которое в процессе жизнедеятельности, музицирования крепнет. Развить можно и чувство ритма, и музыкальный слух с помощью правильной методики, грамотного педагога или самостоятельно, в последнем случае на процесс уйдет больше времени. Если человек одарен, это помогает в профессии, но не гарантирует успеха. Для освоения джазового направления необходимо огромное трудолюбие. Себя нужно поставить в рамки системы, которая не даст откатываться назад. Физиология работает одинаково в спорте, музыке, журналистике. План и регулярность дисциплинируют.
Когда я берусь за работу с новой группой или новым студентом, в голове всегда держу примерный план. Но все сугубо индивидуально. Необходимо строить алгоритм работы с человеком, учитывая, к чему он больше склонен, какие навыки у него уже развиты хорошо, какие только предстоит приобрести. Как в Древнем мире, знание строится на трех китах: культура, которой ты хочешь заниматься, базовая грамотность и креативность. Если чего-то не будет, «строение» разрушится. Поэтому надо сохранять баланс.
– А как не убить уже родившуюся у студента, школьника, дошкольника любовь к музыке?
– Быть честным. С собой и учеником. Подопечные очень тонко чувствуют фальшь. Если ты лжешь ученикам и не любишь музыку сам, то и заинтересовать никого не сможешь. Все остальное вторично.
– Как преодолеть боязнь сцены, публичных выступлений, есть ли у вас проверенные на личном опыте способы борьбы с волнением?
– Если хочешь научиться плавать, надо плавать. Боишься сцены – выходи на сцену. Для преодоления волнения я советую своим студентам заниматься в разных условиях: не только в кабинете, но и на улице, в коридоре, на лестнице, дома, играть везде, где только уместно. Во-первых, разная акустика, ты слышишь себя по-другому в разных помещениях. Также умение исполнять музыку в различных условиях влияет на концентрацию. Если человек не может абстрагироваться от внешних раздражителей в ходе выступления или репетиции, ему это будет мешать. Надо привыкать нести свое искусство людям, понимать, что ты учишься для того, чтобы выйти и сыграть. Не так важно, сколько зрителей перед тобой – пять или пять тысяч, важнее быть готовым и осознавать, зачем выступаешь. Если вы талантливый писатель, вы же захотите, чтобы вашу книгу прочитали? Точно так же и в музыке. Боязнь сцены – это неуверенность в том, что твое искусство примут достойно. Уважаемый во всем мире преподаватель джазовой импровизации, талантливый саксофонист Джейми Аберсольд в одном из своих пособий отметил, что, если бы на сцену выходили только на 100% готовые к выступлению музыканты, исполнялись бы идеально отрепетированные произведения, ни одного концерта не было бы сыграно. Человеку свойственно сомневаться, и это неплохо. Как говорил Станиславский: «Если человек не испытывает волнения перед сценой, он давно умер для сцены». Я согласен. Если нет мандража, нечего тебе на сцене делать. Но это скорее синоним азарта, нежели страха.
– С вашей точки зрения, педагог – профессия публичная? Должен ли каждый преподаватель быть чуточку актером?
– Профессия учителя публичная, безусловно. Чтобы не бояться учеников, надо просто их любить. Пребывание на своем месте важнее актерских талантов, как мне кажется. Если учитель просто гордится успехами ученика – это одно. Но когда он радуется за наставляемого больше, чем за себя, – совершенно иное. Человеком движет любовь – к делу, к подопечным, к профессии. Если ее нет, возникают страхи перед учениками, выгорание и прочий негатив. Не очень глубоко прорабатывал проблему, но таково мое мнение.
– Вы лично знакомы со звездами эстрады Юрием Антоновым, Сергеем Пенкиным, играли с Игорем Бутманом, обладающим всероссийской, если не сказать практически мировой, известностью. Между тем совершенно не кичитесь этим. Чем это обусловлено?
– Есть справедливое мнение, что человек, который добился успеха, тоже человек. Поэтому чем кичиться? Да, я знаком со звездами, как и многие мои коллеги. Это знакомство не делает нас лучше или хуже. Но, если говорить об Игоре Михайловиче Бутмане, для меня он большой авторитет. Он пропагандирует и популяризирует джазовую культуру и достиг огромных высот в мастерстве. Но хвастаться знакомством с ним – проявлять неуважение к нему. Я имел удовольствие и счастье играть с Игорем Михайловичем на одной сцене, работал над одним из его проектов, и это незабываемое время. Я получил огромное количество энергии и новый опыт, стал заниматься гораздо активнее после сотрудничества с Бутманом. В рамках проекта мы работали с юным дарованием Ярославой Симоновой. Игорь Михайлович направлял и наставлял ее. Ярослава – победитель конкурса «Синяя птица». Она часто гастролирует по России и ближайшему зарубежью, выступает с Денисом Мацуевым, прекрасно поет и владеет фортепиано, окончила Центральную музыкальную школу при МГК имени Чайковского. Таланты Ярославы развивает ее семья, они поддерживают все начинания дочери, замечательные люди, с которыми очень приятно общаться. Такие же теплые слова могу адресовать известному композитору, актеру, певцу Сергею Михайловичу Пенкину, который работает на нашей кафедре. Многие люди видят только сценические образы звезд, совершенно не подозревая, каковы они внутри. Могу утверждать, что большинство – тонкие натуры, сконцентрированные на творчестве.
– «Музыка развивает интеллект и защищает от старости» – это правда или миф?
– Вообще я заметил, чем больше человек образован, эрудирован и начитан, тем лучший из него получается музыкант. Как бы ты ни старался находиться в рамках жанра, ты все равно будешь… играть себя. Вот этот аспект меня очень увлекает. Если честно, даже пишу о нем в рамках диссертации. Тема звучит как «Освоение техники джазовой импровизации в классе саксофона». Все, что мы исполняем в музыке, мы переносим из жизни.
Я давно заметил, профессура, которая пишет, в том числе музыку, не стареет. Академическая наука, музыкальная наука – лекарство от старости.
– Вопрос банальный, но что все-таки служит для вас мотиватором? Благодаря чему хочется и получается и творить, и учить, и учиться? А что портит впечатление от профессии и среды?
– Мотивирует сама музыка. Любовь к ней. Обратная связь от студентов и слушателей. Сцена – это наркотик, от которого невозможно оторваться, если один раз почувствовал это удовольствие, захочешь выходить снова и снова, причем не важно, в каком качестве. Я выступал как вокалист, гитарист, кларнетист, саксофонист, ложечник. Разве что как техник на сцене не оказывался, но, кто знает, жизнь длинная!
Я часто наблюдаю в течение жизни, что люди, которые приходят в музыканты, могут плохо играть и петь в начале пути, но безумно любят музыку. Если они пришли за страстью, мастерство последует за ней. А есть люди, пришедшие в музыку за тщеславием или за иллюзией легкости. К сожалению, вторая половина портит общее впечатление от профессии и среды. Из-за них в обществе иногда формируется ложное впечатление, что музыканты – лентяи, которые ничего не добились в жизни.
– Если бы вы были не собой, кем бы стали?
– Я бы в любом случае стал собой. Некоторые жизненные обстоятельства пытались свернуть меня с выбранного пути. Семья была против моей музыкальной карьеры. Когда я поступал в вуз, мне было 27 лет, а однокурсникам – 18-19. Чем я только не занимался между школой и вузом, журналистикой в том числе! Искал свое второе призвание, которого, думаю, просто нет, иначе бы смог его найти. Поэтому я педагог-музыкант. И думаю, вторая выбранная мной жизнь была бы такой же!
– Какие у вас планы на ближайшее будущее как у преподавателя и как у исполнителя? Что хотите пожелать, какие дать напутствия нашим читателям, ученикам через газету, нашей редакции?
– Ничего грандиозного: выпускать талантливых специалистов, продолжать работу над диссертацией. Хочу пожелать читателям газеты быть честными в своей профессии, оставаться верными себе и находиться на своем месте. Это важно как для каждого человека в частности, так и для общества в целом.
