Откуда берутся плохие дяди и тети?
Меня этот вопрос до школы очень занимал, и ответ на него я так и не получил до сегодняшнего дня. Может быть, Институт детства в нашем университете знает ответ? Рассказываете ли вы детям про «плохих»?
Ведь взрослые – хорошие: они знают, как надо и почему надо. Взрослые знают Тайну. А если среди них плохие, тогда что за мир, в котором мы родились и живем? Это порождает сомнение во «взрослости». А если дети все хорошие, то откуда плохие взрослые? Или среди детей есть плохие? А они откуда берутся? В общем, обычные простые вопросы детей до школы, у которых нет телефонов, гаджетов, игрушек и даже телевизоров. Есть дети и есть мир, который очень нужно понять. И как можно скорей! Надо успеть! Ведь неизвестно, в какой именно мир мы попали? Иначе вдруг из этого мира могут появиться, как в американских фильмах, которые мы не видели, совсем другие, незнакомые, чужие и враждебные сущности. А ведь мы жили в том же светлом мире, что и Незнайка в Солнечном городе, но что-то неизвестное тревожило наше детство. А может быть, это социальная интуиция?
В моем дошкольном детстве времени было много, тем более что у родителей времени было мало, тогда началось развернутое строительство коммунизма и все были заняты либо на работе, либо добровольно отправлялись на различные общественные дела. Про коммунизм я тогда не знал, а на улице гулял бесконечно и целыми днями с моим другом Юрой Редькиным, который жил в соседнем 5-этажном доме.
Мы тогда еще думали по карте земного шара, какие земли нам нужны дальше? Больше всего нас с Юрой привлекали Аляска и Австралия. Но руки у нас тогда до них не дошли.
А ещё меня в моем дошкольном детстве очень волновали гносеологические вопросы, как говорят взрослые, изучавшие философию. Меня волновали вопросы того, что в нашем мире существует по-настоящему, а чего в нём нет? Не вопросы сексуального гендерного ощущения, а именно вопросы о том, что есть вокруг нас. Мальчики и девочки вот существуют по-настоящему, они разные, и выдумывать тут ничего не надо. Не умножай сущности – это уже понятно на уровне детского сада, если тебе не попались плохие дяди и тёти, которые, конечно же, хорошему не научат.
Меня в дошкольном детстве волновали не вопросы сексуальности, я на все эти вопросы моего возраста уже знал ответы без официального сексуального просвещения. Откуда? Из той возрастной культурной традиции, что передает нужные знания от одного поколения к другому. Это происходит без программ и методичек и тогда, когда взрослые отвернулись, чтобы написать отчет о нашем воспитании.
Гораздо больше, чем вопросы происхождения детей, меня волновал вопрос, а существуют ли ведьмы и колдуньи? Ведь у меня была подружка, с которой мы гуляли около дома и по кромке леса, который начинался за домом. А подружка рассказывала, что в лесу в домике живет её бабушка, и она колдунья. И даже предлагала, как Красная Шапочка, как-нибудь сходить к своей бабушке. Это очень сильно меня волновало, ведь я знал, что их не существует. А если они есть? Как быть и жить тогда в нашем мире?
И ювенальной юстиции тогда тоже ещё не было, поэтому мы могли играть и гулять свободно и спокойно. Нас не могли поймать и изъять у родителей и из нашего мира, нашего времени и наших семей. Вот только тема «плохих дядей и тетей» периодически возникала. Нам объясняли, что ни с кем не надо знакомиться и вступать в беседы (диалог, по-нынешнему). Поэтому говорил я только с Юрой.
Один тип плохих дядей и тетей из того времени вы и сегодня знаете или можете узнать в фильмах и передачах про «Мосгаз». Именно тогда, в 1960-х, появился один из первых советских серийных убийц, чьи преступления получили общественный резонанс. Его популярной в народе кличкой стала «Мосгаз», поскольку он проникал в квартиры, представляясь работником Мосгаза.
Интернета тогда не было, но информация доходила туда, куда нужно. Были слухи, было общение, была человеческая коммуникация (от этого современного слова внутри всё сворачивает и начинает крутить, как от таблетки). Поэтому, хотя мы были и не в Москве, а в Куйбышеве, мы знали, что дядям, которые хотят проверить газ, открывать нельзя. И беседовать с ними тоже нельзя. У нас не было ничего и никого, ни телефонов, ни их номеров, ни родных, кроме нашего понимания, что такое хорошо и что такое плохо. И вот здесь как раз и возникал вопрос, кто они такие и откуда берутся в нашем светлом и добром мире «незнаек»? Вопрос-то важный, он требовал и требует понимания. Не звонка по какому-то номеру телефона, наличия тревожной «кнопки», а умения понимать и различать добро и зло, видеть мир и людей вокруг нас. Это ведь важно, согласитесь, не только до школы, но и взрослым дядям и тетям. В том числе педагогам, в том числе и в МПГУ.
«А при чем здесь история и историк?» – можете спросить вы меня. Да почти ни при чем, если не считать того, что историк должен постоянно профессионально решать для себя проблему того, в каком мире он живет, что собой представляет этот мир на самом деле, откуда и куда развивается наша жизнь, и что такое хорошо и что такое плохо. В общем, если дети взрослеют, то историк должен всю жизнь стремиться отвечать на «детские» вопросы по-взрослому. Ведь если историк изучает прошлое, он должен видеть Настоящее!
