Порой детская память способна впитать намного больше, чем память самого образованного или начитанного человека в мире. Мельчайшую эмоцию, детали в словах и поступках дети запоминают навсегда. История Лилии Алексеевны Косинской – пример того, как маленький ребенок может смело смотреть самому большому страху в глаза – войне, и передать ценнейшие воспоминания другим поколениям.
Июнь 41-го года. В это время мне было почти пять лет. И начало войны я очень хорошо помню. Это был выходной день, и мы с мамой приехали к бабушке в город Волчанск, что находится на Украине в Харьковской области. Собралась практически вся семья, ведь было время отпусков. Вдруг наш дедушка почему-то вышел на крыльцо и начал вытаскивать из окошечка «чёрную тарелку» – радио. Прозвучало объявление. Как оказалось, это было выступление Молотова, который сообщил о начале Великой Отечественной войны.
Жизнь сразу не изменилась. Это нужно было переосмыслить. Перестраивались уже не мы, а нашла власть. Вопрос об эвакуации возник значительно позже. Потому что никто не думал, что война так затянется. И я продолжала ходить в детский сад, а мама работать.
Немцы очень быстро дошли до Харькова. И вот тут-то начался «котёл», самый настоящий. В стране началась эвакуация промышленных предприятий. И немцы то отступали, то наступали, или уже наши наступали. Солдаты красной армии ночевали у нас дома. Но самый страшный был момент, когда немцы вот-вот стояли у нашего порога. Они заехали в Волчанск на большой подводе с автоматами и начали нас грабить. Заставили выносить продукты. Они предупредили, чтоб мы молчали, и мы так и стояли в стороне. Моя бабушка вынесла тогда большую бутыль с растительным маслом. Немцы нагрузили телегу и нас не трогали. Тихо, мирно, спокойно мы уехали и продолжали жить дальше.
Был создан небольшой отряд беженцев. Организовали обоз, который оснастили немного продуктами. Нас сопровождали мужчины. Двинулись мы на восток страны. Куда конкретно ехали никто не знал. Так мы проехали до конца августа 42-го года. Ночевали только на улице, где-то в поле, в балках. В населённые пункты не заезжали, мы сторонились всех. При необходимости заезжали в деревни, например, испечь хлеб. Иногда по пути ловили рыбу. А так в основном питались макаронами.
Бомбили очень много. Мама говорила, что нам везло. То мы проезжали, бомбёжка уже была, то ехали до неё. Один раз вспоминаю с содроганием. Подъезжаем к населённому пункту – жуткий крик. Оказалось, бомба попала в детское учреждение. Но мы проехали, в то время нужно было спасать тех, кто еще жив. Однажды я так бежала, что потеряла сандаль. Потом мне перевязали тряпками ногу, чтоб я хоть как-то могла передвигаться. Наверное, потом обувь нашли уже от убитых. В основном этим и пользовались.
Помню и тот ужасный момент, как мы переправлялись через Дон. Брали ж только женщин с детьми. Мамина подруга вообще переплыла на бочке. Зрелище было жуткое. Но Бог миловал. И таким образом доехали мы до Саратова. А оттуда уже нас отправили в город Энгельс. Там-то мы и остановились вплоть до освобождения Харькова.
Самым страшным стал 47-й год – год голода. Тогда же еще были карточки. Когда мы садились за стол, мне давали только маленький кусок хлеба и всё.
День Победы. Это что-то было невообразимое. Этот день мы помним, и никогда не сможем забыть. Счастье, радость, слёзы. Бесконечные слёзы, слёзы. Они были разными, как и судьбы людей, встретивших тот день победы. Его мы будем всегда отмечать, потому что без него не было бы нашей страны.
Елизавета Потейчук,
Елизавета Кобыльченко,
1 курс Института журналистики, коммуникаций и медиобразования,
куратор – Наталья Кодола,
