2 марта 2018 г. исполняется 85 лет со дня рождения профессора МПГУ Эрнста Михайловича Щагина, выдающегося историка, воспитавшего множество талантливых учеников. Сегодня мы публикуем воспоминания об Учителе одного из них – профессора Института истории и политики МПГУ В.Ж. Цветкова.
В.Ж. Цветков,
доктор исторических наук,
профессор Института истории и политики МПГУ.
Выпускник исторического факультета МПГУ
Памяти Эрнста Михайловича Щагина (1933–2013)
Когда из жизни уходит учитель – трудно передать свои чувства и настроения. Вроде и говорят тебе, что так должно быть, что смерть неизбежна, что отведенные свыше дела уже сделаны и, поэтому, не будет «мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Но так, наверное, кажется со стороны. Сам же ощущаешь не просто какую-то пустоту. Ощущаешь недосказанность, неисполненность всего, что хотелось бы тебе сделать вместо со своим учителем, сказать ему, посоветоваться с ним… Еще прошлой зимой писал небольшую заметку о нем, к его 80-летию. А теперь вот – некролог…
Но писать об Эрнсте Михайловиче «стандартными» фразами не хочется. Лучше, наверное, написать о том, что запомнилось за прошедшие четверть века с небольшим – после первой встречи с ним в старом здании исторического факультета тогда еще МГПИ имени В.И. Ленина, на Сетуни. Шел 1989-й год… Я только что демобилизовался из рядов Советской армии, вернулся на 3-й курс факультета, и Эрнст Михайлович вел у нашей группы семинары. И особенно заметно проявилась такая черта его характера как требовательность. К каждому семинару нужно было подготовить конспекты монографий. При этом не только составить формальный план ответа на тот или иной вопрос, но и уметь обстоятельно доказать правильность, объективность своего вывода.
Но тут же проявилась и другая его черта – умение вызывать интерес к новым темам нашей, не такой далекой еще тогда, истории ХХ столетия. Это были годы «перестройки», когда переосмысливались, подчас в угоду политической конъюнктуре, многие события советской истории. И Эрнсту Михайловичу удавалось увлекать нас совершенно новыми подходами к, казалось бы, достаточно устоявшимся в советской историографии оценкам революции, гражданской войны, коллективизации, партийно-политической борьбы в СССР 1920-1930-х гг. Он учил не бояться делать выводы, не отказываться от переоценок прошлого. Но, при этом, каждый вывод, каждое определение, должны были быть обоснованными и объективными.
Возможно, именно это и повлияло на мое решение написать курсовую работу по истории Белого движения в России (хотя раньше среди студентов было распространено мнение, что лучше заниматься историей Древней Руси, а не советской историей, чтобы не прослыть «конъюнктурщиком»). Тогда только что были рассекречены архивы фондов ЦГАОР СССР (нынешний ГА РФ) и Белое движение было, по сути, настоящим «белым пятном» в истории ХХ века. Эрнст Михайлович, как специалист по аграрной истории, посоветовал обратить внимание на земельную реформу правительства Врангеля в Крыму, в 1920 году. В 1992 году прошла защита моей дипломной работы, я поступил в заочную аспирантуру и стал работать на кафедре новейшей отечественной истории старшим лаборантом.
Здесь познакомился с еще одним качеством Эрнста Михайловича. Его особенной тщательностью в работе, его стремлением самым строгим образом проверять всю кафедральную документацию. Порой казалось это излишним, думалось, что это ни к чему. Но потом стало ясно: без такой требовательности, тщательности невозможно вести порученное дело, эффективно руководить кафедрой. А ведь за плечами у него был и опыт руководства факультетом и факультетской партийной организацией. Руководил Эрнст Михайлович и университетским Советом по защите докторских диссертаций (одним из двух на факультете), работал в Экспертном Совете ВАК. Мне, по «долгу службы», приходилось протоколировать многие «предзащиты» наших аспирантов и докторантов. И, надо сказать, порой «предзащиты» напоминали строжайший разбор всех и вся тезисов, положений и заключений соискателя. Справедливости ради необходимо отметить, что Эрнст Михайлович прочитывал переданные на обсуждение диссертации, как говорится, «до последней запятой». «Щагин – запрещагин» – шутили иногда. Но это стремление к порядку, к дисциплине было его типичной чертой.
В первой половине 1990-х кафедра приступила к написанию двух фундаментальных учебных пособий: Хрестоматии по новейшей отечественной истории и учебника по Новейшей отечественной истории. И здесь пришлось стать свидетелем и участником этой трудной, напряженной, но очень важной работы. Многократные встречи, обсуждения текстов, их корректировка, подготовка комментариев, все это, со стороны, могло бы также показаться проявлением излишней щепетильности, малополезной для «конечного результата». Но, опять-таки, именно благодаря этой щепитильности, этим многократным тщательным проверкам и корректировкам стало возможным не только издание учебника и хрестоматии, но и их неоднократное переиздание и заслуженное признание в качестве ведущих учебно-методических пособий для высшей школы.
Под руководством Эрнста Михайловича я продолжал научную работу. Темой кандидатской диссертации стало исследование аграрно-крестьянской политики южнорусского Белого движения. И здесь также хотелось бы отметить следующее, во многом актуальное для наших дней. Эрнст Михайлович стремился, чтобы темы научной работы тех, кто под его руководством трудится над диссертациями, являлись бы закономерным, последовательным продолжением их прошлых научных разработок. Также было и с моей докторской диссертацией, в которой были развиты темы формирования и эволюции политического курса, политических программ Белого движения, и консультантом которой был Эрнст Михайлович. Так достигалась преемственность в исследованиях, каждый следующий этап научной, творческой работы был связан с предыдущим, логично вытекал из него, а не возникал, как нередко, к сожалению, происходит сейчас, на «пустом месте», без соответствующего научного «задела». А уж о пресловутых «диссергейтах» и говорить нечего…
В научном плане наш заведующий кафедрой никогда не отказывался от изучения новых тем, причем ему присуще особое историческое «чутье» (в хорошем смысле этого слова). Казалось бы, в самых известных, заранее изученных темах он умел находить новые, незаслуженно забытые аспекты. Логика исторического исследования подсказывала возможные варианты развития событий. В частности, это относилось к истории политических элит в России и в СССР, формам и степени их влияния на власть, на принятие тех или иных определенных решений. Многие слушатели его лекций, вероятно, отмечали особенное внимание профессора к истории тайных обществ, масонских лож, в частности. Что ж. Отрицать их влияние в истории не стоит, но и возводить в абсолют – неправомерно.
И, наверное, самый важный урок, который дал нам Эрнст Михайлович. Нельзя слепо следовать за т.н. историко-политической конъюнктурой, нельзя торопиться с выводами и делать «халутуру». Нужно, прежде всего, стремится к глубине исследований, к исторической истине…
Вечная ему память…
