Протоиерей Димитрий Смирнов: “Самое лучшее для детей – это родители”
Слова «Всё лучшее – детям» давно стали этаким показателем качества воспитания. Но почему-то дети, получавшие «всё лучшее», вырастают эгоистами, неприспособленными к жизни, людьми черствыми, в том числе и по отношению к самим родителям. Так верен ли вообще этот принцип – «Всё лучшее – детям»? И в чем действительно нуждаются наши дети? Без чего они вырастают и духовно, и психологически, а подчас и физически нездоровыми, если не ущербными? Об этом мы беседуем с протоиереем Димитрием Смирновым.
– Отец Димитрий, здравствуйте!
– Христос воскресе!
– Воистину воскресе! Спасибо, что согласились ответить на вопросы слушателей портала «Православие.ру». Тему нашей сегодняшней встречи мы сформулировали в виде вопроса: «Всё лучшее – детям?» Отец Димитрий, почему сегодня, как считают многие – справедливо или несправедливо, дети становятся в центре семьи? И так ли это на самом деле?
– Совсем нет, наоборот: дети находятся на периферии семьи. Настолько далеко, что едва семью чувствуют.
– Некоторые родители, в том числе и психологи, обеспокоены тем, что дети вырастают большими эгоистами.
– Это понятно. Но это происходит не потому, что всё лучшее отдается детям. Нет. Редкие семьи всё лучшее отдают детям. Всё порой самое непотребное, смело можно так сказать: питание, отдых, книжки, игрушки – вот что детям. Родители вообще об этом не думают. Вот пример: всяких персонажей фильмов ужасов продают в детских магазинах, и родители это покупают: детям, мол, нравятся все эти ужастики. Так что совсем не все лучшее детям, совсем не так.
А проблема эгоизма детей проистекает из малодетности, из нежелания родителей детьми заниматься. Родители всегда хотят детей отдать. Сейчас нет уже ясель, но родители мечтают, чтобы был детский сад в шаговой доступности, чтобы была бабушка, которая должна помогать. Что значит помогать? Бабушке надо спихнуть ребенка, а самой маме, самому папе заниматься саморазвитием. Ходить на эстрадные концерты, на футболы, праздновать юбилеи, корпоративы. От ребенка родители откупаются, и ребенок уже буквально с двух лет начинает манипулировать родителями. И поэтому он вырастает эгоистом, знает, как настроить взрослых, чтобы получить просимое. А он нуждается в человеческом общении, нуждается в общении с отцом и в общении с матерью, но так как ему этого не предоставляется, то он и не знает, что существует такой продукт, и поэтому стремится к суррогатам, которые его от этого отвлекают, – мультикам всяким и подобному… И если еще и детский сад есть, он дает ему определенные траектории его саморазвития, а родители выступают только в роли зрителей, которые приходят на детские утренники, хлопают в ладоши, потом: «Так, ну всё, быстро одеваться… Сколько можно тянуть?» За руку взяли и в транспорт: скорее бы сдать бабушке.
Ребенок – это самое несчастное, забытое существо. Он не знает, что такое любовь к человеку, что такое, когда один чем-то жертвует для другого, что значит поделиться. И ту модель, которую он воспринял от родителей в детстве, он переносит на всё общество, на класс и на самих родителей.
– Правильно я понимаю, что сама фраза: «Я отдала ребенку всё лучшее, а получила черную неблагодарность», – надумана самими родителями?
– Конечно! Самое мягкое выражение, которое мне пришло в голову, чтобы обозначить это, – «брехня». Самое дорогое, что можно отдать детям, – это внимание. Из всех возможных вниманий самое важное – это внимание к его душе, к его страданиям, к его радости. Мать и отец должны быть очень чутко настроены на волну, которую испускает душа дитяти, и в зависимости от этого строить воспитание. А волна, которую испускает душа ребенка, – это тот камертон, что определяет весь строй музыкального инструмента, именуемого «семейные отношения».
– Следующий вопрос как раз о чувствах ребенка. Первая влюбленность накрывает детей порой довольно рано: мальчик или девочка могут испытать ее в первом, в пятом классе… Как родителям эту тонкую тему обсуждать?
– Дети не будут обсуждать ее с родителями. Дети не приучены с родителями ничего обсуждать. Дети варятся в собственном соку. К сожалению, ищут ответы на свои вопросы в самом таком клоачном источнике, который хуже, чем отхожая яма, – именуется эта клоака интернетом. Если раньше мальчики и некоторые девочки получали эти сведения в подворотне, то теперь это – «подворотня», где вместо асфальта выгребная яма, куда сливаются всякие нечистоты, причем не только из этого дома, а со всего мира. Так что тут все обречено.
– Батюшка, давайте поговорим о тех семьях, где один – максимум два ребенка.
– Сейчас это обычная советская семья: 1,3 ребенка. Мы говорим о большинстве русских семей, в которое вкраплено три процента многодетных. Семья с тремя детьми у нас считается уже многодетной, но, по моим наблюдениям, это совсем не многодетная семья. Это лучше, конечно, чем два и один, но правильное развитие семьи начинается с пятого ребенка.
– Правильное – это какое?
– Это та семья, в которой есть все роли. Есть такая пьеса – «Дети Ванюшина», на ней многие режиссеры обучают своих актеров, потому что там есть все персонажи, которые обычно бывают в театре, есть все роли. Так же и в семье: все возрасты необходимы для приобретения богатого опыта семейной жизни, общественной жизни, взаимоотношений людей разного пола. Среди пятерых в среднем бывает два мальчика и три девочки или две девочки и три мальчика, и даже если четыре мальчика, то одна девочка всё же есть.
Наша семья еще многие десятилетия будет советской, а может, такой и умрет. Русская семья – это в среднем восемь детей.
– Дореволюционная семья?
– Да. Семь-восемь детей. Тогда и 15, и 20 было обычным явлением. И не только в русской семье. Вот певица Мирей Матье была четырнадцатой, вернее – первой в своей семье, а потом еще тринадцать братьев и сестер родилось.
– Исходя из вашего пастырского опыта, скажите, отец Димитрий, к чему приводит то щепетильное отношение к детям в малодетных семьях, когда у родителей один-два ребенка? «В девять домой!»; «А ты всё ли сделал?» Бывает, что общаешься с девушкой или молодым человеком, а ему звонит мама в девять вечера: «Ты где?», и звонки очень настойчивые…
– У нас в стране детей не любят.
– И родители?
– Конечно. Любят, бывает, бабушки. Не все, чаще встречаются бабушки, которые детей не любят вообще – никаких, потому что дети нарушают их покой. Эти бабушки сами бывшие несчастные дети, которые тоже нарушали чей-то покой. Их так учили мамы, папы, орали на них, не давали им жить, а детям, чтобы сохранить свое «я», свою свободу, приходилось безбожно врать, что полностью согласовывалось с воспитанием советского человека: одно думаем, другое говорим, третье делаем. И чем фальшивее мы это делаем, тем лучше. Обратите внимание: вот телепередача, вызывают какую-нибудь девочку, дают ей микрофон – и она тут же начинает говорить каким-то насквозь фальшивым голосом. Ее вызвал взрослый человек, что-то требует сказать – она тут же нам выкладывает то, что мы хотим услышать, совершенно искусственным тоном. Этому учат в детском саду, в школе… И родители умиляются.
– Да, увы, все утренники, детские представления, спектакли без этого не обходятся.
– Все, начиная сценарием, кончая интонацией исполнителей. Я вот даже удивился: был тут на одном спектакле в воскресной школе, так те же самые жесты, которым нас учили в детском саду. У современных детей! Представление о том, как всё это надо сделать, через 50 лет то же самое. Я как будто очутился в детском саду 50 лет назад, простите – 60 лет назад. Ничего не изменилось. Нет ни детской непосредственности, ни детской искренности. Ребенок уже обучен совершенно другим вещам: он обучен языку, который ожидает от него взрослый. А реакцией на этот язык будут аплодисменты и, конечно, подарок. К Пасхе или к Рождеству, к Новому году, к 1 мая – это неважно. Поэтому растет потребитель, который знает, что от него ждут, тут же это выдает и ожидает награды. А воспитание, оно в другом.
Однажды я был свидетелем такой сцены. Мальчик подбегает к священнику, берет благословение, а батюшка дает ему конфетку и говорит: «Иди поделись с мамой». Он смотрит так… Ему надо понять эти слова, потом осознать, а потом должна произойти некоторая борьба в душе, потому что он никогда в жизни ничего такого не делал. Потому что мама – это тот аппарат, из которого он получает конфеты, как же делиться с ним? Всё, что мама купила, газировку, например, половину ей? Так? Но он пошел и это сделал: поделился.
Вот педагогический прием, как надо детей учить: «Вы, детки, уже взрослые, мы вас на праздник семейный посадим за отдельный стол, он поменьше, вам будет удобно, но вот пять разных пирожных – и надо брать пирожное из пяти последним. Если пять разных кусков, ты выбери, какой самый маленький». Вот это правильно. «Не расставляй локти»; «Когда ты не в лесу и не один, орать нельзя. Обрати внимание: ни папа не орет, ни мама не орет. Зачем вы так кричите?» И когда так десять тысяч раз повторяешь, получается воспитанный ребенок. Заходит в помещение – говорит: «Здравствуйте», причем говорит не так громко, чтобы стены дрожали, а как соответствует его возрасту. Сказал «здравствуйте» очень тихонько, но чтобы услышали.
– И такое воспитание поможет детям сохранить непосредственность, заложенную в них изначально?
– Не только непосредственность. Но нужно обязательно вызывать не какое-то жесто-звуко-интонационное подражание, а стараться вызывать детей на творчество, на естественную интонацию. А получается, что зазубриваются жесты, зазубриваются интонации, зазубриваются тексты, но это, к сожалению, не очень правильный метод. Дети – чрезвычайно творческие люди.
– Все?
– Конечно. Нужно дать им возможность себя таким образом реализовать, чтобы присущее им творческое развилось. А не так, чтобы по трафарету рисовать вишенки с двумя листиками, домик о четыре стены, об одном окне, сбоку дверка, сверху труба, из нее дым идет. Не знаю, где они видели, но все дети рисуют одно и то же. Это отчего происходит? Они рисуют не то, что видят, не то, что переживают, а такие детские иероглифы. Вот эта фигура – как иероглиф слова «дом».
– Когда ребенку пять лет, уже поздно думать о том, чтобы что-то переменить в своей стратегии отношения к нему?
– Во-первых, никогда не поздно, однако уже очень многое утрачено, потому что дитя в основных своих линиях души формируется к четырем годам. Но всегда можно постараться некие миры открыть ребенку, он может этим заинтересоваться… И поэтому мы видим такие феномены в истории, как, например, Ломоносов. Михайло Васильевич уже взрослым юношей открыл для себя мир науки, которого он не знал и в отрочестве, и в юношестве. Он пришел учиться, когда из него сформировался уже молодой мужчина: в XVIII веке в таком возрасте уже жениться надо было.
Современная семья даже не готовит к жизни человека. Девочка не готовится к будущей семейной жизни, к материнству, потому что, если бы у нее было четыре, или пять, или шесть младших братьев и сестер, она была бы уже готовая мама. Она бы кормила и готовила им еду, мыла посуду, пеленала и укачивала и не боялась нисколько многодетности, ее не ужасала бы она. Наоборот! И она старалась бы оградить детей от влияния бабушки и дедушки, хотела бы сама воспитывать своих детей.
– Отец Димитрий, вот молодой человек хочет постоянно помогать своим родителям, включаться в их жизнь, быть в курсе того, что у них происходит, как они живут, если они живут далеко. Свидетельствует ли это о том, что он сам не самостоятелен?
– Если он нормальный ребенок, жизнь родителей для него – естественный источник познания мира. Сто лет назад 84 процента населения были крестьяне. Крестьяне никаких дидактических задач в лоб не ставили. Шла жизнь, и каждое дитя, начиная с трех лет, включалось в эту жизнь. В три года мальчик или девочка могут вполне прутиком пасти гусей. Там, где были пруды и были гуси, ребенок вполне с этой задачей справлялся. Дальше шло по нарастающей, и к 15 годам ребенку полторы тысячи крестьянских операций были знакомы: огород, поле, сад, птица, животные. Он это всё тысячу раз видел и постепенно осваивал, постепенно его допускали к все более сложным вещам. И он рос в своем достоинстве, с пониманием, пока не вырастал в юношу 16–17 лет, и тогда начинали в соседних деревнях, а, может, даже в своей, подбирать ему невесту. И он знал, что ему подберут самую лучшую, «нам лишь бы что не надо». Из хорошей семьи и чтобы и не больная, и работящая, и всё прочее. И на красоту смотрели, хотя у крестьян свое понятие о красоте было, у дворян оно другое. Дворянские девочки в обморок падали, но такую бы крестьяне не взяли для своего сына.
Это была жизнь. И каждый ребеночек в нее вовлекался. Очень важно, когда дети вовлечены в жизнь. Сейчас иногда это встречается: когда родители держат какую-то лавку, ребенок вполне может там помогать. Из этого потом Серафимы Саровские вырастают. Начинают с лавки, кончают иеромонахом и духовником тысяч людей.
Всякие бывают пути, но всё начинается с семьи.
– Психологи советуют сегодня молодым жить своей отдельной от родителей жизнью, считая это проявлением самостоятельности. Но ведь это нормальная потребность – хотеть помогать друг другу, в том числе финансово, поддерживать морально. Хотелось бы узнать ваше мнение о том, где должна проходить эта граница независимости детей и родителей друг от друга. Очевидно же, что такая помощь уместна, но почему слышатся все время призывы думать о себе? Почему этот девиз так популярен?
– Мало ли что делают некоторые люди! Зачем нам это обсуждать? С ними даже в полемику как-то негоже вступать, потому что это метать бисер перед свиньями. Человек создан Богом для того, чтобы как раз служить другим. Обучение этому служению начинается с семьи. Сначала мама моет посуду, а ребенок вытирает; потом ребенок моет посуду, мама вытирает; а потом один ребенок моет посуду, а вытирает ее другой ребенок, а мамочка отдыхает – допустим, вышивает гладью. А старшие девочки смотрят, как это делается, начинают вышивать крестом, а потом переходят на вышивку гладью. Это я просто в пример говорю. Сейчас нет нужды гладью вышивать, есть прекрасные машины для этого. Так ты можешь создавать для машины эскизы.
– А вот такая ситуация: молодой человек, у него есть невеста, но родители этой девушки не принимают его. Как тут быть?
– Да мало ли что делает современный советский человек! Он, во-первых, чрезвычайно горд. Это выражается в том, что он для самого себя абсолютно непререкаемый авторитет. Его так воспитали в семье. Его слово – закон. Хочу – дайте. Иначе бросаться буду на пол. Хочу белого пуделя, и вы мне его доставите. И вырастает матрона 50 лет, принимается выбирать жениха для своей дочери – методом, как японская акварель: вот 20 000 акварелей, 19 999 сжигается, остается одна – это шедевр, а если просто так написать, не получится шедевр. Выбирает методом отбора. Ей показывают, а ей не нравится. Она выбирает как будто себе. Она иначе и не может. С такими папами и мамами… хотя папа обычно, как зайчик, сидит и даже не чирикает, потому что папе тоже главное – покой. Зачем ему вступать в споры с этим мощным человеком, который на пенсию не хочет идти в 55 лет? Зачем нарушать спокойное течение своей жизни? И он сидит так тихинько, смотрит телевизор или лучше к «ребятам» пойдет в гараж, а «ребятам» тоже уже под 60. Там они немножко выпьют, но не так, чтобы не дойти до дома. Он проведет хорошо время вдали от всего, что называется семья. На периферии строит что-то свое.
Семья нормальная устроена по-другому. Отец – он и капитан, и кормчий, а еще и боцман-хозяйственник, всем обеспечивает. Жена во всем ему помощник, но особенный ее труд – с малыми детьми. Это ее поле, она всё это организовывает: их обучение музыке, секции бокса, футбола, карате, алгебра, геометрия… А отец говорит: «Так, ребята, когда уроки закончите? Через час? Через час жду: надо то-то и то-то сделать. Старый шкаф разобрать и вынести на помойку. Я уже в магазине новый оплатил… Поедите со мной. Вот вы двое будете со мной грузить на машину и привязывать к багажнику его части, а потом будем все вместе новый шкаф собирать… Ты держи это, ты держи это». И потом этот парень будет не безрукий жених, который не знает, с какой стороны что подать, а он сделает все быстро и просто, потому что «я с папой». Всё – папа. И машину водит, и на самокате катается… И пироги пекут и едят их, и за собой посуду убирают, и постель всегда в порядке, и трусы у них чистые. Всё в порядке.
– Прямо по полочкам разложили…
– К чему мы стремимся? Создать человека, который абсолютно не приспособлен к семейной жизни и так ее боится, что ждет, пока какая-нибудь женщина лет на 15 его старше будет ему второй мамой? Он от одной мамы перейдет к другой и ищет именно такую инстинктивно. Почему ищут? Не ищут подвига в строительстве семейной жизни и домашней Церкви, а ищут покоя. Юноша, не успевший еще возмужать, уже духовно состарился. Он теряет свои ипостасные свойства. Он, будучи молодым, духовно инвалид. Древние китайцы заматывали своим девочкам ножки, и, когда они вырастали, у них были ножки-культяпки – это было модно. Модно, но больно и неудобно.
Наше советское воспитание такое антисемейное. Оно коллективное. В коллективе человек может жить. Там есть начальник, там есть карьера. В коллективе есть определенные отношения – где подсидеть, где оклеветать, где подставиться. Такие законы везде, начиная от любых администраций и кончая армией. Всё одно и то же. С детского сада до любого министерства – это всё коллективы. Поэтому женщины стремятся на работу. В коллективе ей комфортно. Языком почесать и перед сослуживицами в новом платье покрутиться. Ты и мужу можешь его показать, но он же в этом ничего не понимает! Ему даже в голову не придет сказать, что платье понравилось. Он никогда не слышал, чтобы его папа делал комплимент его маме. В этом совершенно дикие люди.
О тренингах и естественном знании
– Отец Димитрий, вы сказали, что пять детей – это ситуация, когда детям в семье комфортно. А о чем должны помнить родители, которые хотят создать многодетную семью?
– Не надо ни о чем помнить. Обычный человек, живущий в городе, должен помнить о том, что нужно пользоваться туалетной бумагой? Он должен это помнить? Нет. Хотя складывается впечатление, что большинство наших граждан не умеют пользоваться фаянсом в общественном сортире, и когда входишь в сортир, неудобство и дискомфорт. А ведь во всех квартирах потрясающая чистота, просто потрясающая, только хрусталя не хватает сияющего, но во всех общественных что? Так это от того, что люди не умеют этим пользоваться. А вот в маленьком Монако, совсем крохотной державе, умеют все! А у нас не умеют.
– Не свое, потому и не жалко.
– Но научить-то можно человека всему. Он же не медведь в цирке, хотя медведи там ездят на мотоциклах. Это у человека должно быть так же, как чистить зубы, как причесываться каждое утро. Как не ходить в одежде с пятнами, а если заметил пятно, нужно постараться если не удалить, то снивелировать его. Что нужно помнить при нашем климате? Хотя бы два раза в сутки глядеть на свои ботинки, не надо ли их почистить. Вот это нужно помнить. Утром надел – они почищены, а смотришь: к 16 часам уже снова надо чистить. Хорошо бы, чтобы человек продумывал такую возможность. Вот об этом надо помнить, а остальное… Должен ли человек помнить, что он должен чистить зубы? Не надо ничего помнить. Это часть нашей жизни. Не надо помнить, что, переходя улицу, поверни голову налево, а дойдешь до середины – поверни направо. Надо это знать как кошка, которая прежде, чем есть что-то, понюхает, не будет сразу набрасываться.
– Сейчас очень много тренингов и программ, которые учат материнству, учат отцовству. Они крайне востребованы. И это свидетельство того, что у людей есть потребность в таких знаниях. Или, по крайней мере, их убеждают, что нужно знать, как правильно воспитывать своих детей, а многие этого не знают. Наши читатели интересовались: нужны ли вообще такие курсы? Разве у людей естественным образом не получится воспитать своих детей? Это вот как раз о том, о чем вы только что говорили. Если человек нормальный папаша, если она хорошая мать, у них всё естественно получится?
– Получится, если они знают.
– Если они знают?
– Да. Я помню, что меня учила пеленать моя мать и медсестра, которая к нам приходила из детской поликлиники, и со второго раза у меня сносно всё получилось, на троечку, потому что боишься своими ручищами-то… я тогда посильнее был. Ребеночка боишься повредить. Что тут такого? Пусть и тренинги будут.
Конечно, если есть тренинг, его нужно посмотреть: что за люди его ведут? нет ли какой-нибудь гнусности, как Набоков говорил? нет ли каких-то оккультных опор, которые эти люди протаскивают? Потому что всегда все эти мерзопакостные люди протаскивают в таких вот курсах свои идеи.
«Мама и папа – вот что для детей самое лучшее»
– Отец Димитрий, завершая наш разговор, подведем итог: как выяснилось, «всё лучшее – детям» не совсем правильная формулировка.– Самое лучшее для детей – это родители. Я за то, чтобы все родители – детям. Чтобы у детей был папа настоящий и мама настоящая. Это для них самое лучшее. Потому что даже по нашему детскому дому я это вижу. У некоторых наших мальчонок такие мамы, что, прости меня, Господи, убить хочется. А им подай маму! Поэтому ни мамы, ни папы не заменимы.
И в завершение расскажу такой случай. Одна женщина, очень хорошая, верующая, взяла под опеку мальчонку и обнаружила – а она не замужем, и у нее два телефона, – так вот, обнаружила, что парнишка оба номера записал, но один записал как «мама» (он ее уже мамой называет, хотя не так давно она его взяла), а другой записал как «папа», хотя никакого папы в природе нет. Ему нужен папа! А у него никогда его не было. Мама как раз из тех, которых убить мало. Хотя убивать бесполезно. Ребенок хочет папу. И ему важно, что у него есть телефон папин и мамин. Можете себе представить? Поэтому я за всё лучшее – детям, так должно быть, но просто это лучшее – не китайские игрушки, крашенные какими-то вредными красками, и не мультики, которые чистая отрава, как алкоголь, а абсолютно хороший здоровый умный папа, который любит своих детей, и мама.
– Батюшка, большое спасибо вам за содержательную беседу.
